Сад сходящихся троп, или Спутники Иерофании. Вторая связка философических очерков, эссе и новелл - Владимир Анатольевич Ткаченко-Гильдебрандт
(6) Мэнли П. Холл. «Энциклопедическое изложение Масонской, Герметической, Каббалистической и Розенкрейцерской Символической Философии». Новосибирск, 1997, с. 246.
(7) Карл Густав Юнг писал о Тетраде Пифагора:
«<…> Пифагорейская четверица была природным, естественным фактом, архетипической формой созерцания, но отнюдь не моральной проблемой, а тем более – божественной драмой. Поэтому ее постиг «закат». Она была чисто природным и потому нерефлектированным созерцанием духа, еще не вырвавшегося из плена природы. Христианство провело борозду между природой и духом, позволив человеку забегать мыслью не только по ту сторону природы, но и против природы… Вершиной этого взлета из природных глубин является троическое мышление, парящее в платоновском наднебесном пространстве». В другом месте Юнг отмечал: «Квартерность или квартерион часто имеет структуру 3 + 1, в которой один из элементов занимает особое положение или обладает несхожей с остальными природой (трех евангелистов символизируют животные, а четвертого – ангел). Именно «четвертый», дополняя трех других, делает их чем-то «Единым», символизирующим универсум. Зачастую в аналитической психологии подчиненная функция (т. е. функция, которая не находится под контролем сознания) оказывается «четвертой», а ее интеграция в сознание является одной из главных задач процесса индивидуализации».
Исходя из Юнга, Тетрада – число божественной полноты (Плиромы), когда нетварная божественная Триада (Троица) объемлет собой Творение, что соответствует Тетраграмматону, невыразимому Имени Божию (). Источник: «Попытки психологического истолкования догмата о Троице». Собрание сочинений. «Ответ Иову». Пер. с нем. М., «Канон», 1995.
(8) Е. П. Блаватская. «Разоблаченная Изида», I т. (Перед завесой). М., 2007, с. 8.
(9) Лосев А. Ф. «История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития». Кн. 1. М., 1992, с. 252.
(10) Вообще пантеизму XX столетия свойствен эволюционизм. Бог для Тейяра де Шардена – это «точка Омега», высшая точка бытия и эволюции, отсюда обожествление материи, «пресуществление земли» (В. Т.-Г.). Отец Малахия Мартин в своей книге «Иезуиты» (1987) говорит: «Для Тейяра марксизм не представлял никакой трудности. “Христианский Бог Вышних, – писал он, – и марксистский бог прогресса сливаются во Христе”. Не удивительно, что Тейяр де Шарден единственный римско-католический автор, чьи работы были выставлены для публичного обозрения в московском Зале Атеизма вместе с работами Маркса и Ленина (The Jesuits, стр. 290)». Источник: Иеромонах Серафим (Роуз) «Бытие: сотворение мира и первые ветхозаветные люди. Христианское православное ведение» (стр. 362–386). Катехизис. ру.
(11) ЦГАЛИ, ф. 446, оп. I, л. 40, лл. 22 об. -23.
(12) Честертон Г. К. «Вечный человек». М., Политиздат. 1991, c. 49 (перевод И. Л. Трауберг).
«Человек желания»: от доктрины учителя к началу мартинистской антропологии
«…И будет яко древо, насажденное при исходищих вод, еже плод свой даст во время свое, и вся, елика аще творит, успеет…»
Псалтирь. Псалом 1
Человек вышел на берег из бурливого потока и взглянул со стороны на неугомонную реку подлунной жизни. Переводя дыхание, ему пришло на ум пастернаковское: «Сестра моя жизнь!». И встрепенувшись, он понял: эта несущаяся стремнина хоть и рядом со мною, но уже не я, разве что она действительно сестра, которую ты годами не видел и с которой тебя уже почти ничего не связывает, кроме общего набора хромосом, общей ткани бытия и все больше рассеивающихся воспоминаний далекого детства. Однако с тех пор и до сего дня я был влеком Потоком (вот она Река Времен Василия Тредиаковского!): теперь я вне его и никогда уже не буду в нем, пусть его леденящие брызги меня постоянно настигают и даже тщетно пьянят, но не в силах уже ничего изменить во мне. Так из Человека, Увлекаемого Потоком, рождается Человек Желания…
Если первые два произведения Луи-Клода де Сен-Мартена (1) отразили его глубокую теоцентрическую концепцию происхождения человека и мировой истории, разворачивающейся в борьбе на человеческом уровне божественного и демонического начал, то третье – «Человек Желания» – знаменует собой следующий этап в творчестве великого христианского мистика. Он целиком связан с переосмыслением учения о реинтеграции существ французского теурга Мартинеса де Па-скуалиса, старшего товарища и наставника Луи-Клода де Сен-Мартена по Ордену рыцарей-масонов избранных коэнов Вселенной. Само понятие «Человек Желания» взято Неизвестным Философом у Мартинеса де Паскуалиса, а последний его позаимствовал у блаженного Августина. Впрочем, стоит отметить, что корректнее переводить как «Человек Осознанного Желания» или «Человек Изволения», поскольку русское слово желание само по себе тяготеет больше к хотению, т. е. неосознанному, замутненному страстью желанию. Именно мистическое изволение или волеизъявление по Сен-Мартену противостоит грубому хотению и напрямую связано с самоотречением и аскезой.
Портрет на физионограмме Луи-Клода де Сен-Мартена (1743–1803), сделанный Жан-Батистом Фуке и выгравированный Жилем-Луи Кретьеном. Оригинал утрачен. Станислав де Гуаита утверждал, что гравюра датирована 1801 годом
Эту смысловую грань прекрасно уловил современный российский исследователь в статье, посвященной пути мистического анархизма, в которой, касаясь проблематики человеческого осознанного желания, автор резюмирует: «Но он (человек — В. Т.-Г.) может обладать всеми качествами бога, завоевать их себе через преодоление диктата одержимых, бог сам творит себя, не имея причин, он – «творящее ничто», и его мир – непрерывное откровение. Человек убивает протестантского бога – счетовода грехов, бога-надзирателя. На его место идет Единственный, свободный от вчерашнего «эго», отказавшийся от инстинктов во имя желаний. Желания Единственного Штирнер рассматривает как самоубийства его инстинктов. Такое же отношение к «желанию» бытовало в мистических кругах «мартинистов», последователей Сен-Мартена, который, в свою очередь, был учеником Мартинеса де Паскуалиса. Желание – синонимично свободе воли, инстинкт воплощает в себе рабство материального рока. Посвящение – освобождение от ограничивающих законов имманентных форм. Поэтому высшим титулом посвященного в мартинизме является «человек желания»…» (2). От себя добавим, что рационализм здесь уже подорван и существует только две мистических точки сопряжения, изображаемых в виде черного мага и христианского анахорета: между этими точками властвует хаос. Одна из них – служение себе Единственному; другая – служение Единому. Неслучайно эксцентричный сатанист Алистер Кроули считал, что самоубийства инстинктов это крайняя пресыщенность ими, тогда как христианский аскетизм учит об отсечении страстей душевных и физических в трезвении, посте и молитве. В первом случае – яркое воплощение служения себе Единственному; во втором – служения Единому, к чему и посвятил свою жизнь Неизвестный Философ: «И создали две любви, два Града: Град земной – любовь к себе до презрения к Богу, и Град же небесный – любовь к Богу до презрения к себе» (3).
Как ни парадоксально, но сочинение Сен-Мартена «Человек Желания» это полный разрыв с доктриной Мартинеса
