Генри Хаггард - Лейденская красавица
Лучше было бы для него, может быть, если бы он преодолел свою трусость: по крайней мере, он избавился бы от многих страданий и унижений, ожидавших его впереди.
Как только Адриан вышел, Лизбета встала, оделась и отправилась к своему родственнику ван-де-Верфу, теперь почтенному гражданину средних лет, избранному бургомистром Лейдена.
- Вы слышали? - спросила она.
- К несчастью, слышал, - отвечал он. - Это ужасно. Правда, что богатство Гендрика Бранта на дне Гаарлемского озера?
Она кивнула головой и ответила:
- Думаю, что так.
- Не могли ли бы они, открыв тайну, спасти себе жизнь?
- Может быть. Фой и Мартин могли бы это сделать, Дирк же ничего не знает: он отказался узнать. Но Фой и Мартин поклялись лучше умереть, чем открыть тайну.
- Почему?
- Потому что они дали такое обещание Гендрику Бранту, желавшему, чтобы его золото, скрытое от испанцев, могло сослужить службу его отечеству в будущем. Он и их убедил в необходимости этого.
- В таком случае, дай Бог, чтобы его желание исполнилось, - со вздохом сказал ван-де-Верф, - иначе было бы слишком тяжело думать, что еще жизни будут загублены из-за груды золота.
- Я знаю это, и я пришла к вам, чтобы спасти их.
- Каким образом?
- Каким образом? - воодушевляясь, ответила она. - Подняв город, произведя нападение на тюрьму и освободив их… Выгнав испанцев из Лейдена…
- И навлекши на себя судьбу Монса. Вы желали бы, чтобы город был отдан на разграбление солдатам Нуаркарма и дона Фредерика?
- Мне все равно; я желаю спасти мужа и сына! - в отчаянии проговорила она.
- Так может говорить женщина, но не патриотка. Лучше пусть умрут три человека, чем будет разорен целый город.
- Странно мне слышать от вас этот довод еврея Каиафы.
- Нет, Лизбета, не сердитесь на меня. Что я могу сказать? Правда, испанского войска в Лейдене немного, но новые силы отправлены из Гаарлема и других мест после вчерашних волнений при аресте Фоя и Мартина; через двое суток они будут здесь. Город не снабжен запасами на случай осады, горожане не привыкли владеть оружием, и пороху мало. Кроме того, в городском совете нет согласия. Перебить испанских солдат мы еще можем, но напасть на Гавенгенгуз - значило бы произвести открытое восстание и привлечь сюда армию дона Фредерика.
- Что же? Все равно рано или поздно дойдет до этого.
- Пусть же это случится позднее, когда мы будем более способны отразить ее. Не упрекайте меня, мне тяжелы были бы ваши упреки, так как я день и ночь работаю, подготовляя все к роковому часу. Я люблю вашего мужа и сына, сердце мое обливается кровью при виде вашего горя и постигшей их ужасной судьбы, но пока я не могу сделать ничего… ничего. Вы должны нести свой крест так же, как они свой, а я свой, мы все должны идти во мрак, пока Господь не прикажет заняться заре - заре свободы и возмездия.
Лизбета не отвечала: она встала и, качаясь, вышла из дома, между тем как ван-де-Верф, опустившись на стул, горько плакал и молился о ниспослании помощи и света.
ГЛАВА XXII. Встреча и разлука
Лизбета не закрыла глаз в эту ночь. Если бы даже горе дозволило ей спать, то не дало бы физическое состояние: она вся горела, и в голове стучало. Сначала она мало обращала на это внимания, но при первом свете холодного осеннего утра подошла к зеркалу и стала осматривать себя: на шее у нее оказалась опухоль величиной с орех. Лизбета догадалась, что заразилась чумой от фроу Янсен, и засмеялась коротким, сухим смехом: раз все любимые ею обречены на смерть, ей казалось лучше всего умереть и самой. Эльза еще не вставала, обессиленная горем, и Лизбета, запершись у себя в комнате, не впускала к себе никого, кроме одной женщины, выздоровевшей некоторое время тому назад от чумы, но и ей она не сказала ничего о своей болезни.
Около одиннадцати часов утра женщина вбежала к ней в комнату, крича:
- Они убежали!.. Убежали!..
- Кто? - в напряженном ожидании спросила Лизбета, вскочив со стула.
- Ваш сын Фой и Красный Мартин.
Она рассказала, как голый великан с обнаженным мечом в руке и Фоем на спине выбежал с ревом из тюрьмы и, под защитой толпы пробежав через город, направился к Гаарлемскому озеру.
Глаза Лизбеты засветились гордостью при этом известии.
- Верный, преданный слуга, ты спас моего сына, но мужа тебе не спасти, - проговорила она.
Прошел еще час, и служанка вошла снова, неся письмо.
- Кто принес его? - спросила Лизбета.
- Солдат-испанец.
Лизбета разрезала шелковый шнурок и прочла письмо. Оно было без подписи, и в нем значилось:
«Человек, пользующийся влиянием, шлет свой привет фроу ван-Гоорль. Если фроу ван-Гоорль желает спасти жизнь самого дорогого ей человека, ее просят, надев вуаль, последовать за подателем этого письма. Ей нечего бояться за свою собственную безопасность: это письмо служит ей гарантией».
Лизбета подумала с минуту. Может быть, это западня, даже очень вероятно, что это ловушка, чтобы захватить и ее. Ну, не все ли равно ей? Она предпочитала умереть с мужем, чем жить без него, и кроме того, зачем ей избегать смерти, когда чума уже у нее в крови? Но было еще нечто, худшее смерти. Она догадывалась, кто написал это письмо; после многих лет она узнала почерк, несмотря на видимое старание переделать его. Но хватит ли у нее сил встретиться с ним? Надо найти эти силы… ради Дирка!
Если она откажет и Дирк умрет, не будет ли она упрекать себя, если останется сама в живых, что не сделала всего, что было в ее власти?
- Дай мне плащ и вуаль, - приказала она служанке, - и скажи солдату, что я иду.
У дверей ее встретил солдат, почтительно отдавший ей честь, говоря:
- Мефроу, последуйте за мной, но на некотором расстоянии.
Солдат провел Лизбету переулками к заднему входу тюрьмы, двери которой таинственно перед ними отворились и снова затворились, причем Лизбета невольно спросила себя: придется ли ей когда-нибудь снова переступить порог этой калитки? На дворе ее встретил другой человек, она даже не обратила внимания, кто он был, и, сказав ей: «Пожалуйте, сударыня», провел по мрачным коридорам в маленькую комнату, меблированную столом и двумя стульями. Дверь отворилась, и Лизбета почувствовала, как будто у нее внутри что-то оборвалось и заболело, как от приема яда: перед ней стоял совершенно такой же, как прежде, хотя отмеченный временем и своей жизнью, человек, бывший ее мужем, - Жуан де Монтальво. Однако Лизбета не показала своего чувства, и лицо ее осталось бледно и неподвижно-сурово, к тому же, даже еще не взглянув на него, она уже знала, что он боится ее больше, чем она его.