Юрий Никитин - О доблестном рыцаре Гае Гисборне
Есть еще и место для публики, там расположились на лавках со спинками десятка три вельмож, морды скучающие, но когда Гая ввели, гремя цепями, в их глазах появилось любопытство, а лица расплылись в довольных улыбках.
Впрочем, публика отделена рядом крепких гвардейцев с пиками в руках, их вообще в зале многовато.
Сэр Ковентри, генеральный прокурор, вышел сбоку, в руках свернутый в трубочку лист бумаги, уставился в заключенного рыбьим взглядом и провозгласил:
– За тяжкие преступления я требую приговорить сэра Гая Гисборна к смерти!.. Он присвоил себе полномочия, которыми не обладает даже король: карать заподозренных в преступлении на месте, не дожидаясь суда!.. Более того, что вломился в замки сэра Уильбура и сэра Церестера, произвел аресты, глубо нарушив сразу несколько законов о привилегиях лордов в той части, где говорится о неприкосновенности жилища!
Он умолк, и, пока восстанавливал дыхание после такой длинной и сложной фразы, Гай сказал громко:
– Передергиваете, сэр Ковентри!
Прокурор побагровел:
– Что? В какой части?
– В любой, – отрезал Гай. – Когда разбойник один, его легко арестовать и предать суду по всем правилам, после чего повесить на специально сооруженной для такого случая виселице на главной площади города! Но когда их несколько сотен, а нас всего два десятка, то это уже не аресты, а война! Мы спасали край от ширящегося насилия, поджогов, убийств и грабежей!.. В таких случаях в действие вступают другие законы!..
Сэр Ковентри провозгласил мощно:
– Нет других законов, кроме закона! Вы отрубили руку барону Тошильдеру…
Гай прервал:
– По тому обвинению был суд, я оправдан. Вы ставите под сомнение решение того суда, что прошел в присутствии принца Джона, поставленного законным королем Англии замещать его?
Сэр Ковентри смутился лишь на мгновение, но среди публики это заметили, кто-то даже крикнул: «Браво, Гисборн!», но Ковентри тут же сказал коварно:
– Но вы вломились в жилище графа Кирстоффа среди ночи, как самый настоящий разбойник…
– Со мной были два королевских бейлифа, – прервал Гай. – Кроме того, там я захватил, арестовал и вывез разыскиваемого за многие преступления небезызвестного всем разбойника Ульфа, который нашел у графа приют!
– Которого до суда не довезли, – прервал в свою очередь сэр Ковентри с явным удовольствием. – А повесили по дороге!
– Нам сообщили по дороге, – пояснил Гай, – что поместье сэра Фарлона осаждают мятежники. У нас был выбор: либо везти преступника в тюрьму и позволить мятежникам захватить усадьбу и убить сэра Фарлона вместе со всей его семьей, или же поспешить ему на помощь… Мы выбрали второй вариант.
– И снова нарушили закон, – сказал Ковентри громко. – Я смотрю по вашему делу, вы словно нарочито нарушали закон почти в каждом случае!
Судьи довольно переговаривались, Гай ощутил то тягостное состояние, когда уже все наперед известно и ничего нельзя сделать. Его уже осудили, приговорили к расправе, и что бы он ни сказал – это слова на ветер, а присяжные подобраны из тех лордов, что ревностно защищают свои права и привилегии, хотя среди них по закону должны быть представители всех сословий, даже крестьяне-фригольдеры…
– Законы пишутся для мирного времени, – ответил Гай устало, – меня же направили в графство, где уже полыхали пожары разбоя и мятежа. Для такого написаны другие законы… Законы военного времени! Я им и следовал.
Сэр Ковентри вскричал:
– Нет таких законов! Это называется иначе – беззаконие!
– Чтобы хорошие люди могли спокойно жить, – ответил Гай, – кто-то должен стать плохим…
– Никто не должен!
– Не смешите народ, – отрезал Гай.
В зале все чаще выкрикивали: «Гисборн, не сдавайся!», «Держись, Гай!» – и хотя понятно, эти зеваки хотят лишь, чтобы смакование жестокого суда продлилось, всегда приятно наблюдать за тем, как свора злобных псов рвет на части загнанного оленя, но он ощутил, что и такая поддержка греет истерзанную душу.
Суд длился еще около часа, Гай отвечал подробно и даже пространно, словно стремился оттянуть момент возвращения в темное подземелье, но ощущение, что его даже не слушают, становилось все сильнее.
Наконец генеральный судья поднялся по весь рост, покрасовался, выставляя напоказ широкую золотую цепь, знак его власти и полномочий.
– Суд удаляется на совещание, – заявил он мощно, стараясь перекричать шум в зале. – Всем тихо, иначе прикажу очистить зал!
Гай заставил себя смотреть бесстрастно на то, как они поднимаются и важно проходят вдоль стола к небольшой боковой двери.
Ждать пришлось долго, а когда наконец все вернулись, Гай заметил, что суд в полном и прежнем составе, а из двенадцати присяжных восемь человек новые. Да и те, что остались, смотрят в пол, отводят взгляды, вид у них намного более несчастный, чем был раньше.
Генеральный прокурор, сэр Ковентри, посматривал на Гая с торжеством, а генеральный судья посидел, просматривая некие бумаги, затем поднялся и, повернувшись к присяжным, проговорил громко и с угрозой в голосе:
– Господа присяжные, мы готовы выслушать ваше решение.
Старшина присяжных тяжело поднялся, зыркнул на Гая, поспешно отвел взгляд, после чего сказал негромко:
– Виновен.
В зале поднялся шум, Гай услышал крик: «И пусть его повесят!», но куда больше голосов кричали, что невиновен, должны отпустить, с ним просто сводят счеты, слишком многим перешел дорогу и никого не страшится…
– Сейчас вас вернут в камеру, – провозгласил судья, – а потом протащат к месту вашей казни в Тайберне…
Все-таки в Тайберне, мелькнула мысль. Повесят? Но тогда должны везти в телеге…
– Вас трижды повесят, – проговорил судья с торжеством в голосе, – а потом четвертуют, а тело разрубят на части, после чего их разместят в Ноттингеме, Дерби, Йорке и Кардиффе.
Он был настолько оглушен, что в черепе металась только она мысль: за что? Чтобы от него избавиться, достаточно просто отрубить голову. Или повесить? Что они хотят этим доказать?.. Что настолько всесильны, вот грубо нарушили даже процедуру суда, и все сходит безнаказанно? Стараются запугать остальных?
Глава 11
Его вернули в Ньюгейт, еще два дня прошло в ожидании, так как понедельник уже прошел, а во вторник, среду и четверг вешать нельзя, теперь только в пятницу, но нужно не пропустить, в воскресенье особенно вешать нельзя, чтобы не отвлекать ярким и красочным зрелищем такого праздника тех, кто в этот день молится, как и положено доброму христианину.
В пятницу, как сказал ему работник, что принес миску с кашей, его повезут на запад, а когда Гай не понял это расхожее выражение, тот терпеливо объяснил, что отправят к «тайбернскому дереву», это Гай наконец понял.