Впервые в Москве. От долетописных времён до конца XVI столетия - Павел Федорович Николаев
25 июля на Торговой площади Китай-города поставили 18 виселиц, разложили большой костёр, над которым повесили огромный котёл. Увидев эти страшные приготовления, люди поспешили разбежаться по своим домам, бросив лавки с товаром. В воцарившейся тишине раздавался лишь звон бубнов – на площадь въезжал Грозный.
Иоанн был в полном военном облачении – «в доспехе, в шоломе и с копиём». Вид пустой площади озадачил тирана, что-то мелькнуло человеческое в его замутнённом сознании. Но ярость и жажда расправы тут же погасили искорку гуманности. По его приказу опричники начали сгонять москвичей к месту казни.
– Народ! Увидишь муки и гибель; но караю изменников! Ответствуй: прав ли суд мой?
Люди, уже попривыкши к ужасам постоянных казней, «велегласно» отвечали:
– Да живёт многие лета государь великий! Да погибнут изменники.
После «одобрения» его намерений Иоанн приступил к действию. Из толпы осуждённых вывели 180 человек, и царь даровал им, как менее виновным, жизнь и свободу. Помилованные были переданы на руки земским боярам и дворянам, которым Грозный заявил:
– Вот, возьмите, дарю их вам, принимайте, уводите с собой, не имею никакого суда над ними.
Казни начались с членов земской Боярской думы. Первыми взошли на эшафот печатник[30] И.М. Висковатый, чиновник опытнейший в государственных делах, и главный казначей Н.А. Фуников, верный слуга царства от юности до преклонных лет. Думный дьяк развернул свиток и начал читать: «Иван Михайлов, бывший тайный советник государев! Ты служил неправильно его царскому величеству и писал к королю Сигизмунду, желая предать ему Новгород. Се первая вина твоя!»
Ударив Висковатого плёткой, дьяк продолжал чтение: «А се вторая, меньшая, вина твоя: ты, изменник неблагодарный, писал к султану турецкому, чтобы он взял Астрахань и Казань». Ударив ещё раз беззащитного пленника своей страны, дьяк закончил чтение: «Ты же звал и хана крымского опустошать Россию: се твоё третие злое дело!»
Согласно прочитанному обвинительному акту, глава Посольского приказа, занимая 21 год высший дипломатический пост, только и делал, что натравливал соседей на свою страну. Услышав эту ахинею, Висковатый, человек смиренный и великодушный, воскликнул:
– Свидетельствуюсь Господом Богом, ведающим сердца и помышления человеческие, что я всегда служил верно царю и отечеству. Слышу наглые клеветы: не хочу более оправдываться, ибо земной судия не хочет внимать истине; но Судия Небесный видит мою невинность. И ты, о государь, увидишь её пред лицом Всевышнего!
По свидетельству А. Гваньини, Висковатый обратился не к царю, а ко всему кагалу опричников:
– Несчастные вы люди вместе с великим князем. Разбойники вы и прислужники его бессовестных деяний. Проливаете вы незаслуженно невинную кровь. Вы поступаете как тираны, право и неправо посылаете смертных на гибель. Всё, в чём вы меня обвиняете, совершенно ложно, но для вас нет ничего легче, чем погубить невиновного. Но придёт час, которого вы не ждёте. Бог когда-то вас накажет и сурово за всё покарает.
Кромешники сорвали с Висковатого одежду и голым привязали к большому кресту. По желанию Грозного роль палачей взяли на себя присутствовавшие на площади дворяне и приказные. Первым к истязаемому подошёл Малюта Скуратов и отрезал казнимому ухо… К великой досаде Иоанна, Висковатый быстро отдал Богу душу.
Казначей Фуников-Карцев тоже с достоинством принял смерть, бросив царю:
– Се кланяюсь тебе в последний раз на земле, моля Бога, да примешь в вечности праведную мзду по делам своим!
Сего несчастного фактически сварили, попеременно поливая кипятком и холодной водой.
Казни продолжались четыре часа. Жертвами террора стали 120–130 человек. В основном это были новгородские дворяне и приказные из Александровской слободы. Завершил Грозный этот день «визитом» к вдовам Фуникова и Висковатого. Н. Карамзин пишет: «Приехал к нему в дом, смеялся над их слезами; мучил первую, требуя сокровищ. Хотел мучить и 15-летнюю дочь её, но отдал её сыну царевичу Иоанну[31], а после вместе с матерью и с женой Висковатого заточил в монастырь, где они умерли с горести».
На этом летние злодеяния не кончились. До 8 августа было казнено ещё от 60 до 80 человек. Расправлялись уже не с самими «преступниками», а с их жёнами и детьми. Умерщвляли целыми семьями (Тулуповых, Ростовцевых, Румянцевых и других). При этом женщин и детей топили.
По утверждению английского дипломата Джерома Горсея, подобные расправы производились и в Александровской слободе: «Многие были убиты ударами в голову и сброшены в пруды и озёра около слободы. Трупы их стали добычей огромных щук, карпов и других рыб, покрытых таким жиром, что ничего, кроме жира, на них нельзя было разглядеть».
Не забыл Грозный и о пленных. Как пишет А. Гваньини, посетив три тюремные башни, он приказал «иссечь» их топорами и мечами на мелкие части (среди «казнённых» были и дети). Изрубленные трупы опричники вывезли за город и соорудили из них три холма, слегка присыпав их землёй.
Репрессии чрезвычайно усилили опричное руководство. Царь увидел в этом угрозу своей тирании и начал избавляться от самых близких и самых доверенных лиц. Первым среди них был А.Д. Басманов, «воевода мужественный, но бесстыдный угодник тиранства». Убийцей Алексея Даниловича стал его сын Фёдор, содомит, без которого Иоанн не мог ни веселиться на пирах, ни свирепствовать в диких расправах над подданными.
Приводя этот факт, подтверждённый многочисленными современниками, Карамзин тем не менее пишет: «Да будет сие страшное известие вымыслом богопротивным, внушением естественной ненависти к тирану, но клеветою!»
Ближайшим клевретом для сердца Грозного был оружничий Афанасий Вяземский. Царь имел к нему неограниченную доверенность, только из его рук принимал лекарства своего врача Арнольфа Лензея, а по ночам распространялся о своих тайных намерениях и садистских умыслах. Всё кончилось однажды и разом.
Как-то Иоанн вызвал Вяземского для очередной приватной беседы. Душевно поговорили, и царь отпустил любимца. И что же узрел князь, вступив во двор своей усадьбы? Вся дорожка, ведшая к дому, была завалена трупами его обслуги. Опытный царедворец, сам погубивший не одну христианскую душу, сразу всё понял: это конец! Конец его кровавой карьере, а может, и жизни. Но он «не показал ни изумления, ни жалости. Прошёл мимо в надежде сим опытом своей преданности обезоружить государя».
И не ошибся. Царь приговорил Афанасия всего лишь к торговой казни. Оружничего били на рыночной площади палками, принуждая каждый день носить от 300 до 1000 рублей. Когда закрома Вяземского истощились, его сослали в Городецкий посад на Волге, где «счастливец» умер в местной тюрьме в «железах».
За Басмановыми и Вяземским последовал ряд достойных сынов России, вся «вина» которых заключалась
