Эндрю Ходжер - Храм Фортуны II
Дорога, по предварительным подсчетам, должна была занять около месяца, если не будет непредвиденных задержек. Ведь плыть приходилось осторожно, все время держась берега: судостроение находилось еще на таком уровне, что лишь самые отчаянные капитаны рисковали выводить свои корабли в открытое море и идти напрямик. Все остальные, исключая лишь военные эскадры во время проведения боевых операций, когда приходилось рисковать, считали, что тише едешь — дальше будешь, и вовсе не рвались в опасные и полные неожиданностей морские просторы.
Впрочем, каботажное плавание имело и свои преимущества. Ведь можно было почти каждую ночь приставать к берегу и высаживаться на сушу, проводить несколько часов на благословенной Богами твердой земле, пополнять запас свежих продуктов и питьевой воды, поспать спокойно, не терзаясь ежеминутно мыслью, что вот сейчас тебя поглотят коварные волны.
Как правило, с наступлением темноты движение на море прекращалось, разве что кто-то очень спешил и сознательно шел на немалый риск.
«Минерва» поступала по-разному — иногда входила в гавань и пассажиры перебирались на сушу, чтобы найти ночлег в портовой гостинице или частном доме, а иногда и проплывала мимо — если капитан хорошо знал местность и погода не сулила неприятных сюрпризов. Шкипер Эгнаций Поллион, хотя и являлся римлянином до рождению, был классным мореходом (учился у финикийцев, непревзойденных мастеров морского дела) и имел солидный опыт. Он прекрасно ориентировался по солнцу и звездам, знал все ветра и большинство акваторий Среднего моря и Понта Эвксинского.
Впрочем, на цезарские галеры кого попало и не нанимали. Проверка была строгой, но и платили неплохо.
Сначала судно двинулось на юго-восток, вдоль побережья греческого Эпира — скалистой, неприветливой и опасной местности. Оставила по правому борту большой остров Керкиру и миновала знаменитый, вошедший в историю Амбракийский залив.
Именно здесь сорок с лишним лет назад флот Гая Октавиана — будущего Августа — блокировал мощную эскадру Марка Антония и египетской царицы Клеопатры.
При попытке прорвать блокаду у мыса Акций произошло грандиозное морское сражение, в котором блестящую победу одержал адмирал Октавиана Марк Агриппа. Сам будущий цезарь — весьма посредственный моряк в то время валялся на койке в каюте своего флагмана, сраженный морской болезнью. Он не переносил качку, но, тем не менее, отказался сойти на берег и принял посильное участие в бою. По крайней мере, при сем присутствовал. Так что грандиозный триумф, которым он почтил эту победу, был им вполне заслужен. Каждому свое.
Глядя с борта галеры на мыс Акций, Сабин невольно представил себе, как все тут было в тот день. Мысленно увидел огромные корабли Клеопатры, брызгающие смертоносным «греческим огнем», и увертливые биремы Агриппы, выполняющие ловкие маневры.
«Как странно иногда получается в истории, — додумал трибун. — Сейчас мы плывем в Палестину, чтобы найти египетское золото, а ведь началось все именно здесь, в Амбракийском заливе. Ведь если бы тогда победил Антоний, кто знает, как бы все повернулось?».
Затем «Минерва» обогнула Итаку — остров легендарного царя Улисса, героя Троянской войны, который после ее окончания десять лет добирался до дома, если верить великому Гомеру, хотя дорогу эту можно было проделать за месяц, максимум — за два.
Ну, понятно, ведь красавец Улисс никак не мог вырваться из объятий любвеобильных нимф, жаждавших задержать его у себя в гостях как можно дольше. К тому же, по пути ему еще приходилось сражаться со всякими чудовищами и просто бандитами, не говоря уже об искусительницах сиренах.
Однако мудрый Улисс все же добрался до дома и учинил там жестокую расправу над женихами, которые все это время безуспешно сватались к его верной жене Пенелопе, а попутно жрали улиссовых овец и пили его вино.
Глядя на Итаку, Сабин вспомнил, как в Риме называют императрицу Ливию: «Улисс в платье». Что ж, меткое определение.
Далее «Минерва» вышла к берегам Пелопоннеса, полуострова, входившего теперь в состав римской провинции Ахайя. А когда-то тут была колыбель греческих героев, здесь крепло и развивалось могущество Спарты и Коринфа, Эллиды и Мессены.
Впрочем, сами города стояли и до сих пор, но вот значения прежнего уже, конечно, не имели.
С борта галеры пассажиры видели и стены знаменитой Олимпии, родины Олимпийских игр, которыми греки так гордились, что даже календарь вели, отталкиваясь от дат соревнований.
Странный народ. Что там было такого великого? Римлянам этого не понять. То ли дело гонки колесниц в Большом цирке или поединки гладиаторов в амфитеатре Статилия. Вот это спорт!
Теперь приближался самый, пожалуй, опасный отрезок пути — «Минерва» подходила к мысу Малея.
«Огибая Малею — забудь о доме», — говорили древние греки. И были правы. Ведь вполне можно было и не вернуться в родные пенаты. Многие корабли нашли свою смерть, а в лучшем случае были отнесены в открытое море, пытаясь пройти это место.
Капитан Эгнаций Поллион предупредил пассажиров об опасности, но заметил, что выхода нет и надо рисковать.
— Я уже несколько раз проходил здесь, и пока Боги были ко мне милостивы, — сказал он. — Будем надеяться, что и на этот раз пронесет.
— А что нам еще остается? — резонно заметил Светоний Паулин. — У нас есть приказ цезаря, и мы обязаны его выполнить.
Затем он — бледный, но спокойный — ушел в свою каюту. Валерий Грат последовал за ним.
А Сабин остался на палубе. Он все больше ощущал, что ему начинает нравиться море и был не прочь понаблюдать, как капитан собирается сражаться с коварным мысом.
Судно чуть замедлило ход и, словно осматриваясь, осторожно двигалось дальше.
И погода внезапно словно ухудшилась — вдруг потемнело, небо затянули облака, ветер усилился. Запахло дождем. Сабин удивленно огляделся. Что за метаморфоза.
— Так здесь всегда, — сказал, заметив его любопытство, помощник капитана, который стоял рядом и наблюдал за рулевым, готовый в любой момент вмешаться в управление кораблем. — Проклятое место. Боги за что-то прогневались на него.
— Но причем же здесь моряки? — слабо улыбнувшись, ответил Сабин. — Чем они виноваты?
Ему почему-то стало немножко не по себе. Прежняя уверенность и хладнокровие, которыми он уже начинал так гордиться, совершенно улетучились, и трибун вновь ощутил себя всего лишь жителем земли, дерзко бросившим вызов могучему Богу Нептуну.
— Не знаю, — пожал плечами помощник. — Это уж небожителям виднее. Они тут все решают.
Несколько минут они молчали, пока «Минерва» медленно ползла вперед. Конвойные триремы чуть отстали, чтобы при выполнении маневров не налететь на галеру.
