Иван Любенко - Тайна персидского обоза
Зал зашелся несмолкаемыми аплодисментами, будто на сцене закончил выступление всемирно известный трагик, и на глазах у впечатлительных дамочек заблестели слезы умиления. Судья был вынужден призвать публику к порядку.
— Слово предоставляется защите, — служитель Фемиды с интересом посмотрел в сторону адвоката. Ардашев выглядел отрешенным, как будто все происходящее его нисколько не интересовало. Он неторопливо поднялся, огляделся по сторонам, пожал плечами и неуверенно изрек:
— Я выслушал проникновенную речь уважаемого обвинителя, и, откровенно говоря, мне совершенно нечего сказать. Он абсолютно прав. — По залу прокатился гул удивления, быстро сменившийся тишиной. Десятки глаз недоуменно смотрели на присяжного поверенного, пытаясь разгадать его замысел. Ардашев молчал. Наконец он вышел из-за стола, сделал несколько шагов к балюстраде, отделяющей его от присяжных заседателей, и повторил: — Господин прокурор абсолютно прав, но только в том случае, если убийцей считать подсудимого. Да вот господин Шахманский не имеет никакого отношения ко всем этим злодеяниям. Преступником же является совсем другой человек. — Публика притихла, ожидая развязки. Но Клим Пантелеевич не спешил. — Чтобы понять истоки свершившихся злодеяний, нам придется, господа присяжные заседатели, перенестись на восемьдесят один год назад. Тогда, в одна тысяча восемьсот двадцать восьмом году, через Ставрополь бесконечной вереницей шли военные обозы с персидским золотом, полученным Россией по Туркманчайскому мирному договору. Все бы хорошо, но в Санкт-Петербурге в одном из ящиков вместо золотых монет оказались куски ракушечника — наиболее распространенного строительного материала в нашем городе. Поддельными оказались и пломбы на сундуке. Дабы отыскать пропажу, по высочайшему соизволению государя в Ставрополь был направлен чиновник Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии надворный советник Самоваров. Но странное дело: в день, когда фурштат прибыл в нашу крепость, бесследно исчез Корней Рахманов — поручик интендантской службы, отвечающий как раз за тот самый соляной склад, куда и сгрузили сундуки с золотом. Господин Самоваров предположил, что под этим подвалом проходит подземный ход и злоумышленник, совершив кражу, по нему и ушел. Действительно, под плитой было обнаружено пространство и даже найдена одна пуговица от мундира пропавшего офицера, опознанная впоследствии его женой. Только вот дальше пробраться было невозможно, потому что подземелье обрушилось и путь преградила гранитная скала. Попытки выйти на подземные ходы с помощью вертикальных шурфов тоже ни к чему не привели, и вскоре поисковые работы были прекращены. Командованием гарнизона была принята удобная версия о дезертирстве поручика, и его семью лишили пенсионных выплат. Но в то же самое время весьма странные вещи стали происходить в доме, где остановился надворный советник Самоваров: молодой жене полковника Игнатьева слышался странный голос, взывающий о помощи; ей казалось, что это был голос пропавшего поручика. Однако значения этому тогда не придали, и вскоре во время родов она умерла, но ребенка удалось спасти. Девочку нарекли Елизаветой. Отец оставил дочь на попечение деду, а сам в составе экспедиции отправился воевать с горцами. Правда, перед самым походом в комнате дочери он замуровал в стене жестяную коробку с посланием потомкам. За годы металл окислился, и на стене проступила ржавчина, принятая покойницей за кровавые пятна. Вчера, допрашивая свидетелей, я умышленно расспрашивал об этом доктора Лисовского, дабы привлечь к этому факту внимание злоумышленника, присутствующего в зале. Эти сведения не могла не спровоцировать его на тайное проникновение в чужую комнату и совершение кражи — извлечение из стены содержимого тайника. Расчет оправдался, и полчаса назад лихоимец был задержан на месте преступления. В данный момент он находится в полицейском управлении, а вот и найденное им письмо, написанное полковником Родионом Игнатьевым ровно восемьдесят один год назад. Оно многое проясняет и расставляет загадочные события прошлого по местам, и потому, господа присяжные заседатели, я прочту его вам без сокращений.
Клим Пантелеевич развернул пожелтевший лист бумаги, приблизился к присяжным и стал читать:
«Я, полковник Родион Игнатьев, оставляю это подробное покаяние своим потомкам в надежде, что они смогут понять меня и простить все мои тяжкие прегрешения, совершенные под воздействием корыстолюбия и стяжательства.
Два года тому назад я стал на постой в доме купца Федора Толобуева и тотчас же влюбился в его дочь Агриппину. Невдолге мы обвенчались. С самых первых дней супружеской жизни я чаял выбраться из этой скучной провинциальной дыры, но по причине разгоревшейся с новой силой войны с горцами о переводе нечего было и мечтать. Оставался один путь — выйти в отставку. Имение мое давно было продано, а для партикулярной жизни нужен был капитал, коего, к сожалению, я не имел. И вот однажды, во время игры в вист, мой приятель поручик Корней Рахманов поведал мне, что в углу соляного склада провалился пол и под каменной плитой он усмотрел подземный ход, коий определительно был прорыт для спасения гарнизона фортеции еще в славные суворовские времена.
А в этом году, после разгрома войск Фетх-Али-Шаха, через Ставрополь прошел первый обоз из Персии с ценностями, полученными по контрибуции. Каждый сундук был опломбирован сургучной печатью полка, шедшего в охранении. Как раз тогда у меня и созрел план, кой я доверил Корнею, и он согласился мне помочь.
В день, когда прибыл очередной фурштат, я заступил дежурным по гарнизону, и у нас уже были готовы оттиски всех печатей, исполненных Рахмановым с помощью алебастра и воска. В это самое время из лазарета выносили трупы холерных солдат, и вся обозная охрана разбежалась. Мне удалось незаметно вытащить скобу с телеги, на коей был восьмой сундук, и ее ось тут же переломилась пополам. Затем я подменил восьмой ключ на связке начальника обоза другим ключом, а настоящий передал Рахманову, и поручик сразу же спустился в яму, прикрыв ее мешками с солью. К тому времени начальник обоза уже решил заночевать в Ставрополе, и весь груз с поломанной подводы занесли в этот седьмой склад, а у дверей выставили стражу. Поручик, зная время смены караула и снабженный моим брегетом, должен был освободить от золота восьмой сундук, положить в него камни и, опечатав сургучом, схорониться, дожидаясь, когда освободят склад и обоз тронется в путь. И лишь после всего этого я должен был его незаметно открыть… Но утром, когда выносили сундуки, я воспользовался суматохой и ломом задвинул плиту на место, заперев Корнея в каменном мешке. Это получилось само собой, и, видит Бог, я этого не хотел, но… я это сделал. Склад закрыли, и я проследил, чтобы им не пользовались. Через десять дней, когда фурштат был уже далеко, я отодвинул тяжелый гранитный камень, надеясь забрать золото и свои часы. Но мертвеца в яме не оказалось, а впереди чернел обрушившийся завал… Судьба, по всем вероятиям, распорядилась иначе, и несчастный, поняв, что ему никак не выбраться, пошел дальше по подземелью, надеясь отыскать выход. Возможно, эти старые подземные галереи проходят рядом с фундаментом моего дома и оттоль его крики проникали через подвальную вытяжку в воздуховод печи, и однажды их услышала Агриппина. Пытаясь выбраться наружу, он, скорее всего, стал копать землю, отчего сдвинулась порода и завалила его вместе с золотом. Погребенный заживо поручик — мое самое большое злодеяние, но оно повлекло за собой и другие прегрешения: в кабинет штабс-капитана Рыжикова я подбросил пистолет, а на связку ключей начальника обоза повесил ключ от полковой кассы поручика Гладышева, надеясь, что подозрение в краже в конечном итоге падет и на него. Слава Создателю, отворотившему пулю от следователя Самоварова, избавившего меня от еще одного греха…
