Сергей Шведов - Золото императора

— Орда Баламбера увеличилась едва ли не вдвое, — вздохнул князь, подливая гостю вино в кубок. — Рост ее идет как за счет покоренных племен, так и за счет степняков с Итиля.

— Я знаю, — кивнул Руфин. — У нас есть свои люди в окружении Баламбера.

— Мне следует обратиться к ним?

— Нет, — ответил патрикий. — Тебе лучше действовать через князя Буса, он первым ступил на тот путь, который, возможно, придется пройти многим венедским вождям.

— Уж не хочешь ли ты сказать, посвященный Руфин, что старый хитрец действовал по указке волхвов? — спросил потрясенный Световлад.

— Готия была заражена арианством, — жестко произнес Руфин. — И эта зараза стала распространяться среди окрестных племен. И мы вынуждены были принять непростое решение.

— Кто это «мы»? — усмехнулся Световид.

— Русы Кия. Те, кто однажды уже потерпел поражение в Трое и не хочет, чтобы горькая судьба предков-изгоев стала нашей судьбой. Каждому выпадет свое, князь. Кому-то суждено пасть в противоборстве с гуннами. А кому-то заменить степняков в окружении кагана. Кому-то придется разрушать отжившее, а кому-то сохранять наследие предков. Я пойду путем Ярилы-Велеса, путем кровавых перемен. Ты, князь, останешься верен Даджбогу и будешь делать все, чтобы сберечь Киев. А какой из этих путей легче, знают только боги.

— Но ведь у гуннов свои кумиры, Руфин, — с сомнением покачал головой Световлад.

— Гунны составляют ничтожное меньшинство в орде Баламбера, — усмехнулся патрикий. — Они будут смешиваться кровью с венедами и готами, пока не растворятся в них без следа. И богами их детей и внуков будут венедские боги.

Глава 5 Византия

Светлейший Пордака вынужден был перебраться в Константинополь не от хорошей жизни. Рим стал слишком опасным местом для человека, прогневившего императора Валентиниана. Бывший префект анноны чудом выкрутился из беды, впрочем, чудо это было сотворено не богами, а ловким мошенником Велизарием. И хотя гибель комита Федустия и префекта Телласия так и осталась для многих неразрешимой загадкой, император Валентиниан почел удобным для себя принять версию корректора Перразия, поддержанную преподобным Леонидосом, дабы не нагнетать ненужных страстей в беспокойном городе Риме. Пордаке вовремя намекнули, что Валентиниан им недоволен и ищет только повод, чтобы отправить его в изгнание, а то и просто на плаху, и он, движимый чувством самосохранения, решил подыскать себе более спокойное место для проживания. В Константинополь Пордака явился практически без денег, ибо все его средства ушли на подкуп чиновников Валентиниана, и без рекомендаций влиятельных людей. Да и какой уважающей себя муж даст рекомендацию прохиндею, подозреваемому не только в казнокрадстве, но и в связях с нечистой силой. Помог Пордаке товарищ по несчастью, трибун Марк, который дал ему несколько адресов видных и довольно влиятельных в Константинополе людей. Одним из таких людей был комит Лупициан, тоже ставший жертвой варваров, правда, на поле брани, а не в ходе политической интриги. Высокородный Лупициан знал трибуна Марка еще по совместной службе в Сирии и, видимо, целиком ему доверял. Во всяком случае, принял он Пордаку любезно и даже предложил ему должность секретаря при своей особе. Бывшему префекту анноны, ныне попавшему в опалу, выбирать, в общем-то, было не из чего, и он принял предложение комита. Благо работа была не слишком обременительной и позволяла находиться в курсе всех новостей. Пордака обжился в Константинополе и даже приобрел кое-какие связи, но, разумеется, это были люди не ближнего к императору круга. Девять лет были прожиты практически впустую, и перед бывшим префектом анноны уже замаячил призрак нищей старости. Правда, Лупициан обещал своему секретарю похлопотать о месте в схоле нотариев, но выполнять свое обещание пока что не спешил. К сожалению, патрон Пордаки, оказавший в свое время немало услуг Валенту, ныне был отодвинут в тень более расторопными конкурентами. Справедливости ради надо заметить, что высокородный Лупициан в отчаяние не впадал и терпеливо ждал, когда наконец пробьет его час. О поражении готов Пордака узнал именно от Лупициана, который вернулся в свой дворец на редкость взволнованным и сразу же вызвал своего секретаря для разговора. К сожалению, бывший префект анноны о гуннах не знал практически ничего.

— А что ты знаешь о готах? — прищурился в его сторону Лупициан.

— Это по их милости я вынужден был покинуть город Рим, — вздохнул Пордака. — Правда, верховодил готами патрикий Руфин, но мне от этого не легче.

— Имя знакомое, — задумчиво проговорил Лупициан. — Это тот самый нотарий, который изменил Валенту и переметнулся к мятежнику Прокопию?

— Он самый, — с готовностью кивнул Пордака. — Но это далеко не все его прегрешения, высокородный комит.

— Садись. — Комит широким жестом пригласил своего секретаря к столу. Случилось это едва ли не в первый раз за время их семилетнего сотрудничества, и Пордака счел это приглашение хорошим предзнаменованием.

— По моим сведениям, высокородный Лупициан, именно патрикий Руфин организовал нападение на обоз императора Валентиниана и прибрал к рукам золото, предназначенное для божественного Валента.

Холеное лицо Лупициана побагровело, а большие карие глаза сверкнули такой яростью, что Пордака невольно поежился. Впрочем, удивляться гневу комита не приходилось: по слухам, дошедшим до ушей бывшего префекта анноны, именно потеря обоза послужила причиной немилости, обрушившейся на голову Лупициана.

— Как звали подручных Руфина? — Комит все-таки сумел совладать с собой, и лицо его приняло привычный сероватый оттенок.

— Рексы Придияр и Оттон, — с готовностью отозвался Пордака. — Третьим был боярин из венедов, обладающий большой магической силой. Звали его, кажется, Гвидоном.

— Только не надо мне баек про магию, — поморщился комит.

— Как скажешь, высокородный Лупициан, — с готовностью отозвался секретарь. — Но этот выродок на моих глазах превратился в зверя и едва не порвал нас с трибуном Марком на части.

— Про зверя ты сказал для красного словца? — прищурился на Пордаку комит.

— Увы, — развел руками бывший префект анноны. — Зрелище было жутким. Корректор Перразий потерял сознание, и нам с трудом удалось привести его в чувство. Юный нотарий Серпиний тронулся умом. Преподобный Леонидос спасся лишь молитвой, о чем он сам сказал императору Валентиниану. Но дело не столько в магии, высокородный Лупициан, сколько в золоте.

— В золоте Валентиниана?

— Нет, комит, в золоте Прокопия, — вздохнул Пордака. — Мы вели охоту за сокровищами. Я, начальник схолы тайных агентов Федустий, префект Рима Телласий и патрикий Трулла. Троим из нас эта охота стоила жизни, что касается меня, то я выжил чудом.