Исабель Альенде - Зорро. Рождение легенды
— Я хочу немного поразвлечься. Ну, кто осмелится выйти против меня? — предложил он.
Бандиты ответили довольным ревом и плотнее сгрудились вокруг Диего, едва не задохнувшегося от запаха табака, алкоголя и чеснока.
— По одному, пожалуйста. Начнем со смельчака, который взял мой медальон, а потом я по очереди разберусь с остальными. Что скажете?
Большинство корсаров повалилось на песок от смеха, другие отошли посовещаться, а потом один из них распахнул рубашку и показал медальон, заявив, что с удовольствием разделается с этим хлюпиком, похожим на девицу, от которого до сих пор пахнет материнским молоком.
— Смотри, приятель, береги медальон, я заберу его при первом удобном случае, — пообещал Диего.
Глотнув рома, пират выхватил из-за пояса кривой кинжал, а остальные расступились, освобождая место. Корсар бросился на Диего, но тот твердо стоял на ногах. Юноша отлично усвоил секретные методы борьбы Общества справедливости. Он встретил противника тремя синхронными движениями: вывернул ему руку, сжимавшую нож, отступил в сторону и наклонился, используя инерцию противника. Пират потерял равновесие и перелетел через Диего, сделав кувырок в воздухе. Не давая противнику подняться, Диего наступил ему на запястье и заставил бросить кинжал. Потом он повернулся к зрителям и отвесил короткий поклон.
— Итак, где мой медальон? — спросил он, обводя пиратов взглядом.
Ткнув пальцем в стоявшего чуть поодаль здоровяка, юноша заявил, что это он спрятал медальон. Пират потянулся к рукояти кинжала, но Диего жестом остановил его и велел снять шапку, поскольку вещица находится именно там. Сбитый с толку корсар подчинился, и Диего, запустив руку в шапку, достал оттуда медальон. Пораженные, пираты не знали, что делать, смеяться или лезть в драку, но в результате приняли решение, которое отвечало их темпераменту: как следует проучить зарвавшегося молокососа.
— Все на одного? А вам не кажется, что это трусость? — поинтересовался Диего, отскакивая в сторону с кинжалом в руках.
— Кабальеро совершенно прав, это трусость, недостойная вас, — произнес чей-то голос.
Жан Лафит любезно улыбался, словно вышел прогуляться у моря, но в руках у него был пистолет. Предводитель корсаров взял юношу за локоть и с невозмутимым видом увел его прочь, остальные не посмели вмешаться.
— Должно быть, этот медальон вам очень дорог, раз вы готовы рисковать из-за него жизнью, — заметил Лафит.
— Моя бабушка передала его мне на смертном одре, — глумливо ответил Диего. — На самом деле, капитан, с его помощью я надеюсь купить свободу для себя и дам.
— Боюсь, эта вещица не стоит таких денег.
— Не исключено, что выкуп за нас никто не пришлет. Калифорния слишком далеко, мало ли что может случиться по дороге. С вашего позволения, я бы отправился в Новый Орлеан поиграть в карты. Я поставлю медальон и отдам вам выигрыш вместо выкупа.
— А если проиграете?
— Тогда придется дождаться денег от моего отца, но я никогда не проигрываю в карты.
— Вы на редкость забавный молодой человек, и знаете, у нас много общего, — усмехнулся пират.
В тот же вечер Диего вернули Хустину, великолепную шпагу работы Пелайо, и баул с вещами, уцелевший благодаря жадности пирата, который не смог его открыть и прихватил с собой в надежде, что в нем найдется что-нибудь ценное. Заложники ужинали в компании ослепительно элегантного Лафита, который вышел к столу одетый в черное, чисто выбритый и с изящно завитыми волосами. По сравнению с его костюмом облик Зорро заметно поблек, Диего твердо решил перенять у корсара кое-какие идеи, например кушак и рубаху с широкими рукавами. Ужин состоял из бесчисленного количества блюд, африканских, Карибских и завезенных канадскими эмигрантами: гумбо из раковых шеек, красной фасоли с рисом, жареных креветок, индейки с изюмом и грецкими орехами, рыбы со специями и чудесного вина с французских галеонов, которое хозяин едва пригубил.
Над столом вращался шелковый вентилятор, который приводил в движение негритенок, дергая за веревочку, на балконе музыканты исполняли волнующее попурри из карибских ритмов и напевов рабов. У дверей застыла безмолвная, как тень, мадам Одиллия, одним взглядом отдававшая распоряжения служанкам.
Хулиана впервые сумела рассмотреть Жана Лафита. Когда корсар наклонился поцеловать ей руку, девушка поняла, что путь, который занял много месяцев, закончен: она достигла цели. Хулиана не пожелала выйти ни за одного из своих поклонников, довела до безумия Рафаэля Монкаду, на протяжении пяти лет не отвечала на ухаживания Диего. Она всю жизнь ждала того, что в любовных романах называют стрелой Купидона. А как еще описать внезапно вспыхнувшую страсть? Стрела в сердце, острая боль, открытая рана. (Да простят меня уважаемые читатели за столь презренные штампы, но за трюизмами скрывается истина.) Темный взгляд Лафита растворился в зеленом озере ее глаз, ее рука легла в его руку. Хулиана пошатнулась; она часто теряла равновесие от сильного волнения. Исабель и Нурия подумали, что вид пирата привел девушку в ужас, но Диего сразу понял, что случилось непоправимое. Ни Рафаэль Монкада, ни любой другой из воздыхателей Хулианы не мог сравниться с Лафитом. Мадам Одиллия тоже заметила, как близость пирата подействовала на девушку, и, совсем как Диего, смогла оценить опасность.
Лафит уселся во главе стола и завел учтивую беседу. Хулиана глядела на него как зачарованная, но пират уделял ей столь мало внимания, что Исабель усомнилась, все ли с ним в порядке. Возможно, отважный корсар утратил в одном из боев свою мужскую доблесть, как это часто случается: бывает довольно пули или меткого удара, чтобы самые важные части мужчины превратились в сухую смокву. Исабель не находила другого объяснения равнодушию, с которым пират смотрел на ее сестру.
— Мы благодарны вам за гостеприимство, сеньор Лафит, хоть и попали к вам в гости не по своей воле, однако должен заметить, что это место не подходит для сеньорит де Ромеу, — начал Диего, решив увезти Хулиану любой ценой.
— А что вы предлагаете, сеньор де ла Вега?
— Я слышал, в Новом Орлеане есть монастырь урсулинок. Сеньориты могут пожить там, пока мой отец…
— Лучше в могилу, чем к этим монашкам! Я никуда не поеду! — перебила Хулиана с неожиданной пылкостью.
Взгляды всех присутствующих обратились к ней. Девушка раскраснелась, ее лоб горел, ей было нестерпимо жарко в тяжелом парчовом платье. Выражение ее лица не оставляло никаких сомнений: она растерзает любого, кто попытается разлучить ее с ее пиратом. Диего открыл было рот, но не нашел что сказать. Эскапада Хулианы не оставила Жана Лафита равнодушным. Он старался не увлекаться девушкой, повторяя самому себе слова, которые часто говорил своему брату Пьеру: дело важнее удовольствий; однако Хулиана, судя по всему, чувствовала то же, что и он. Охватившее пирата чувство немало смущало его, ведь он привык считать себя здравомыслящим и холодным человеком. Он не был подвержен страстям и привык к обществу красивых женщин. Лафит предпочитал грациозных мулаток и квартеронок, готовых исполнить любой мужской каприз. Белые женщины казались ему слишком высокомерными и привередливыми, они часто падали в обморок, не умели танцевать и редко бывали пылкими в постели, потому что боялись испортить прическу. Однако эта юная испанка с кошачьими глазами была совсем другой. Не уступая по красоте самым пленительным креолкам Нового Орлеана, она тронула сердце пирата своей волнующей невинностью. Лафит удержал вздох сожаления и твердо решил не поддаваться бесплодным мечтам.
