Крест короля - Ирина Александровна Измайлова
Ричард опустил поводья, и конь под ним стал смирно. Уже через несколько мгновений вокруг выстроились всадники, направив на пленника кто арбалет, кто острие обнаженного меча. Генрих, позеленевший от злости, тоже подъехал ближе и прохрипел:
— Знаете, ваше величество... Если бы только я... если бы вы...
— Не забывайте, что его нельзя убивать, мой император! — воскликнул из-за спин воинов Парсифаль. — И прикажите последить за этим детиной: он приходит в себя.
Гансйорк в это время приподнял над примятыми стеблями физиономию, измазанную кровью и облепленную голубыми лепестками. Вид был настолько дикий и нелепый, что находившиеся возле незадачливого тамплиера воины не удержались — покатились со смеху.
Рыцарь рукой в кожаной перчатке размазал по лицу кровь и цветочки, затем привстал на колени, будто проверяя, целы ли у него кости. Кости, судя по всему, были целы. Через несколько мгновений Гансйорк вскочил и с ревом бросился к сгрудившимся вокруг пленника воинам.
— Пустите! Пу-у-усти-те, вам говорят, чтоб мне всю жизнь не жрать мяса, а живьем глотать лягушек!!! Дайте мне этого мерзавца-а-а!
— Остынь, Ганс! — костлявые пальцы Парсифаля стиснули плечо громилы с такой неожиданной силой, что тот скривился. — Остынь, я тебе сказал. Ты забываешь о наших обетах.
Гансйорк резко обернулся к магистру. Его лицо выражало в этот момент настоящее безумие.
— Я помню об обетах! Я не зарежу этого английского негодяя, хотя ужасно этого хочу. Просто поврежу как следует его наглую рожу да, может, руки вывихну, чтоб меньше ими махал.
— Ты его пальцем не тронешь, ясно? — приказал магистр. — Сам виноват, что получил оплеуху — для чего было болтать? А наболтал ты много лишнего. Оч-чень много, и об этом я поговорю с тобой отдельно.
Последние две фразы Парсифаль произнес совсем тихо — так, чтобы мог слышать только Гансйорк. И тот, от этих ли слов, или от колючего взгляда колдуна, вдруг сник, попятился и медленно отошел назад, пробормотав только:
— Ладно! Только бы увидеть, как он сдохнет!
Пришел в себя и император. Все еще бледный, с нижней губой, дрожащей от гнева, а еще больше — от пережитого страха, он отдал несколько распоряжений и, отъехав, долго говорил о чем-то с Парсифалем.
Выполняя его приказ, охранники связали спереди руки короля, и без того скованные цепью, и прикрутили их к седлу. Ричард не сопротивлялся. Его потешала эта лихорадочная возня трех десятков человек вокруг безоружного пленника. И более всего забавляло воспоминание об ужасе, исказившем лицо германского императора, когда конь короля несся прямо на него. Привычный, почти мистический трепет, который внушал всем на поле боя Ричард Львиное Сердце, жил не только в душах сарацин...
Глава 3
Добыча ускользает
Спустя некоторое время они снова двинулись в путь. Опять двое воинов вели под уздцы коня, на котором ехал пленник, но теперь еще двое — позади, приблизившись вплотную, остальные, кроме тех, кто сопровождал короля с магистром, — скакали по бокам.
Отряд выехал на дорогу.
— Ваше величество! Впереди облако пыли! — предупредил один из рыцарей. — Большое облако — скачет много людей. Если это отряд воинов, то он больше нашего.
— Только этого не хватало! — прошипел под нос Генрих и на всякий случай велел рыцарям обнажить мечи, а воинам приготовить арбалеты.
Неизвестный отряд двигался, впрочем, не навстречу, а наперерез императору и его спутникам. Он приближался быстро, и вскоре стало видно, что скачут человек пятьдесят, в полном боевом облачении и вооружении. Один из всадников держал высокое древко, над которым, полыхая золотом и багрянцем, развевалось знамя.
— Это еще кто? — не без удивления проговорил Парсифаль, вновь подъехавший к императору. — Откуда они взялись?
— Не знаю, — предчувствуя неладное, отозвался Генрих. И, видя, что встречи не избежать, скомандовал своим: — Стой! Пленника в середину. Кто же это, в самом деле, такие?
Очень скоро он получил ответ на свой вопрос. Вот из густого пыльного облака вырвался крупный мужчина в алом длинном гамбезоне[62], надетом поверх великолепной, тонкой работы кольчуги.
— Я приветствую моего императора! — зычным голосом воскликнул он. — Как удачно, что мы поехали именно этой дорогой!
Генрих от изумления едва не рухнул со своего седла, а Парсифаль со всей поспешностью отъехал от императора и оказался в самом конце отряда.
— Леопольд Австрийский! — наконец сумел выдохнуть Генрих. — Любезный герцог, дьявол вас забери! Что вы тут делаете?
— Я ехал, чтобы встретиться с вами, — ответил герцог, бросая выразительный взгляд в середину отряда — туда, где рыцари и воины сгрудились вокруг пленника. — И мне важно было увидеть вас именно здесь. Хотя, по правде сказать, я думал застать вас в замке Гогенау, да вы там не задержались.
— Но для чего я вам понадобился?
Леопольд слегка усмехнулся:
— Два с половиной месяца назад вы увезли от меня плененного мною английского короля. Вы сказали тогда, что хотите справедливого суда над ним. И я поверил моему императору. Но, как я узнал, вы заключили Ричарда в подземелье, заковав к тому же в цепи, чего не подобает делать в отношении короля и героя Крестового похода.
— Вы будете мне указывать, чего я не должен делать?! — от гнева Генрих снова побледнел.
— Не я, — покачал головой Леопольд. — Вот у меня в руках письмо его святейшества. Папа Римский Целестин Третий, узнав о пленении короля, повелевает поступить с ним по закону, в противном случае грозит ослушнику отлучением от церкви.
