Михаил Голденков - Огненный всадник
Ну, а по поводу Маришки Януш Радзивилл и вовсе не опечалился:
— Бросай ее и не жалей! Она же дитя дитем! Зачем тебе этот шлюб?! — говорил гетман, махая рукой. — Да и ты не созрел для настоящей женитьбы! Ну куда ты полез?! — возмущался гетман, словно и не было письма, в котором сам же он и торопил Кмитича в Смоленск. — Настоящие шляхтичи женятся после тридцати, как я! Вон Богуслав вообще еще холостой, и правильно! Или возьми ты, к примеру, подольского князя Юрася Володыевского! Он вообще первый раз в прошлом году женился, в сорок-то лет! Во как надо! Тогда и семьи хорошие будут! А ты сам зелен, как ель, да и женку еще зеленее взял!
— Володыевскому некогда жениться было. С турками воевал, — глухо произнес Кмитич.
— Брось ты это! Война войной, а люди женятся всегда очень даже хутенько. Просто Володыевский — муж с башкой на плечах. Он ведь и стройный, и умный, и пригожий, так зачем раньше времени такие богатства одной паненке отдавать! — и Януш захохотал. Оскирко и Гонсевский тоже засмеялись, а Богуслав лишь слегка улыбнулся. Кмитичу же было не смешно.
— Получилось, испортил девку, — грустно покачал головой он, — ни себе, ни другому!
— И это брось! — вновь махнул рукой Януш. — Не такие нынче времена, чтобы девственность беречь, как полковое знамя! Мы же не деревенские холопы какие-то! Вон, русинская княжна Катажина Собесская из Галиции! И не красавица, и дура-дурой, с ошибками, да и то только по-польски пишет, а взяла, да и забеременела в пятнадцать лет от Зми-тера Вишневецкого! Во пострел! Так что? Выдали ее замуж после рождения дочки не какому-то там идиоту, а за Владислава Доминика Заславского-Острожского! Потомка того самого киевского Острожского, что москалей под твоей Ор-шей разбил!
— Э, братко, — усмехнулся Богуслав, — плохой пример привел. Острожской ничего не знал. Женился, думая, что его невестушка первой свежести.
— Так, — кивнул чубом гетман, — но ведь не развелся же! Дочку Вишневецкого записал на свою фамилию, да и еще троих родил!
— Не забудь, что он все еще продолжает называть по сему поводу Собесских мошенниками, — скривил губы в усмешке Богуслав.
— Это мелочь! — тоже усмехнулся Януш. — Это уже никого не интересует. Главное, девка при муже! Вот примерно то же самое, Самуль, ждет и твою Марию. Она же красавица! Кстати, она не беременна?
— Вроде нет, но я не знаю точно…
Михал молчал. Он неплохо знал Яна Собесского, и ему неприятно было слышать нелестные вещи о его сестре. Но кузену Янушу это было простительно.
От женщин плавно перешли к политике.
— Давайте же, панове, наши дела обсудим! — предложил Януш после очередного тоста за женщин. — В этом году ни Новый Быхов, ни Могилев штурмовать уже не будем. Начнем с нового года. Там и Павел Сапега подойдет, хитрый старый лис. Авось в новом году лучше все будет. Время пока играет на нас. Народ в Могилеве бухтит, казнь жидов людей напугала здорово, и они помаленьку тикают из города. К нам уже человек сто пришло в лагерь. Предавший нас однажды Поклонский готов предать вновь, но на этот раз уже москалей.
— Под суд его отдать бы! — возмущался Михал. — Не предавал бы в первый раз, не пришлось бы предавать второй! Чую, предаст и третий!
— Пускай пока нам послужит, а после победы будем судить, — усмехался гетман.
Разговор пошел о новой политической доктрине — выходе из Речи Посполитой и заключении унии со Швецией.
— Мне тут из Киева Хмель лист прислал, — говорил гетман, хитро улыбаясь, — тоже предлагает нам, Литве, союз вместе со Швецией против Московии и Польши вместе с семиградским королем Ракоши. Пишет, мол, не хочу царя, который почитает сам себя, как Бога, а люди его пуще Бога почитают. Да и духовенство Киева так и не признало унию с Московией. Матерь городов русских не желает подчиняться городу, ще даже Софийского собора нет.
— Осторожней надо с Хмелем, — буркнул Оскирко, — он уже втянул нас в две войны, втянет и в третью.
— И я не хочу воевать с Польшей! — возмущался Михал. — Это же наши братья! Мы никогда с ними не воевали! Нам бы Москву одолеть, а при чем тут Польша?
— Успокойся, — хмурился на кузена Януш, — с Польшей за Хмеля и Русь с поляками шведы повоюют и румыны с венграми.
— Румыны с венграми? — удивился Гонсевский.
— Так, панове. Мадьярский король Трансильвании Дердь Ракоши хочет отхватить себе кусок южной Польши. Нехай воюет. Мы же со Швецией двинем по агрессору и выбьем царя из нашей радимы.
— Ох, — покачал головой Мйхал, — как-то все запутано. Хмельницкий с Ракоши против Польши, мы со шведами против Московии и Польши. Польшу жалко! Что, прощай Ченсто-хово, Краков и Варшава?! Вместе жили всю жизнь, а тут!
— Вместе жили, а табачок врозь! — повысил голос гетман. — А такие, как ты, Михал, почему-то не о родине думают в горестные минуты, а о Короне, о Кракове да Варшаве. Ченстоховска Матка Боска никуда не денется. Если уж болгары с сербами до нее доезжают, то и ты доедешь в любой для тебя удобный день. Вот ты говоришь: «Ах, бедная Польша!» А кто скажет: «Ах, бедная Литва!» Да поляки сами виноваты, что с Хмельницким война случилась. Из-за них Хмель невольно на нас царя натравил, а теперь сам жалеет, предлагает союз! А поляки ничего не предлагают, не раскаиваются и нас не жалеют! Я еще воевал за них! Получается, мы за них воюй, а они за нас — х..! Пробачьте, Святой отец, — повернулся гетман к священнику.
— Надо усилить давление на короля, чтобы помощь нам дал, — делал отчаянные усилия Михал спасти своего крестного.
— Пусть лучше своей итальянке даст! — обнажил руку до локтя в грубом жесте гетман, явно намекая на отсутствие наследника в семье короля. — Пробачте, кали ласка, Святой отец, меня, грешного. Я человек военный, еще не раз ругнусь.
Кмитич тоже не хотел разрывать отношения с Польшей, тоже любил Ясну Гуру в Ченстохово под Краковом, где бывал дважды, любил и сам древний прекрасный Краков, любил польских дам, жеманных и красивых, но понимал, что гетман прав — страна в тупике и нужен выход. Но такой, чтобы не воевать с Польшей, чтобы союзник разделил с Литвой лишь войну с Московией. Союз со Швецией казался неплохим выходом. Других вариантов и не было. Ни Польша, ни Римская империя не предлагали помощи. Но будут ли шведы воевать за литвинов? Чего захотят взамен?
Гонсевский, как и Михал, также колебался. Он не мог представить, как жить без Польши.
— Наши отношения с Польшей после выхода из Речи Посполитой даже улучшатся! — объяснял гетман Гонсевскому. — Сейчас поляки лезут в наши дела, где их никто не просит, не помогают, когда их просят, свой язык нам навязывают, иезуитов засылают. А когда будем просто соседями, то уважать нас будут в десять раз больше. Вы все мне великий дзякуй скажете, паны полковники и не только! Ну, предлагаю выпить за новый союз, за победу!