Рюрик. Сын Годолюба - Даниил Сергеевич Калинин
- Бей!
Князь буквально прорычал свой призыв в лицо дана, дернувшись в сторону противника – и приняв встречный выпад на щит… Совсем простая уловка – но херсир же видит закипевшую на судне сечу и понимает, что каждое мгновение промедления могут стоить конунгу жизни! А потому он рискнул нанести быстрый и сильный удар в голову раскрывшегося в атаке ободрита...
Вот только атака эта была ложной! Годолюб мгновенно закрылся, скрутив корпус – и провалив ворога в удар; боек вражеской секиры только скользнул по развернутому вдоль туловища щиту… А князь уже сам рубанул в ответ, дотянувшись лезвием топора до шеи открывшегося справа херсира!
Противник молча рухнул на настил, обдав Годолюба кровью из широкой, рубленной раны – но в бой уже вступил сам конунг, пружинисто скакнувший вперед… Точный и выверенный выпад копья Гудфред направил в нижнюю кромку щита ободрита. И этот удар провалил защиту князя, не успевшего толком встретить укол врага; царапнув кожу на досках, листовидный наконечник вошел точно в живот Годолюба, порвав звенья кольчуги… А конунг уже рванул копье назад, отступив на пару шагов. Теперь ободрит куда быстрее изойдет кровью...
В иное время тяжелая рана тотчас свалила бы князя – но сейчас, разгоряченный боем (и выпитым на пиру медом, сильно притупившим боль), он почувствовал лишь острое жжение… Да неукротимое желание отомстить.
Действуя на одних инстинктах, Годолюб метнул во врага топор, целя в голову. Противник успел закрыться собственным щитом – и секира с силой вгрызлась в дерево, крепко тряхнув конкунга... Но защищаясь, дан не успел уколоть вновь: князь, вырвав из ножен меч, уже рванул к Гудфреду, одним прыжком сократив разделяющее их расстояние.
Накоротке копье дана оказалось бесполезно; спешно выпустив его из пальцев, конунг потянулся было к рукояти клинка… Но тяжелый удар щитом в щит отбросил Гудфреда к рулевому веслу! И прежде, чем он выхватил бы из ножен собственный меч, на дана стремительно рухнул меч Годолюба…
Припавший на колено конунг замешкался, пытаясь восстановить равновесие – и только в последний миг потянул вверх потяжелевший щит. Не успел! Лишь самой его кромкой дан встретил падающий сверху клинок ободрита, немного погасив смертельный удар... Обреченный князь метил в голову – и добился цели: его меч с силой обрушился на золоченый, искусно украшенный шлем Гудфреда… Но, чуть потеряв в силе, уже не сумел разрубить продольный гребень – тяжелый удар лишь оглушил конунга, повергнув бесчувственного дана на настил…
Еще один, добивающий удар!
Но князь промедлил. Ведь даже сквозь пелену охватившей его ярости и страха он вспомнил, что остановить вторжение ворога возможно лишь пленив их вождя, разменяв его жизнь на уход данов из владений ободритов… И клинок его так и не опустился на поверженного конунга.
А мгновение спустя брошенный с приближающегося драккара гафлак с силой ударил Годолюба в правое плечо, сбив раненого князя с ног. Ярл Хальфдан «Кровавый топор» поспел к сече, вплотную прижавшись бортом своего «Змея» к «Ворону» конунга – так, словно собрался взять его на меч в морском бою! Что не очень далеко от истины – ведь ободриты перебили практически всех хольдов Гудфреда, а последний только-только начал приходить в себя…
- Вер вик, херек ком!!!
Даны ринулись через борт «Ворона» густой толпой, сразу же начав теснить славян с драккара. Гриди вынужденно подались назад, сцепив щиты – и шаг за шагом пятясь под натиском превосходящего числом ворога… Ярл Хальфдан – известный своей жестокостью к побежденным морской разбойник. И он накопил достаточно награбленного добра, чтобы построить «Морского змея» – вместительный драккар на восемь десятков воинов! А жаждущие славы и богатств безземельные мужи-дренги с охотой идут в хирд везучего и успешного хевдинга – в основном, правда, подобные «Кровавому топору», безжалостные убийцы и разбойники…
В хаосе сечи ободриты уже не видели Годолюба – как и не видели смерти двух его ближников, до последнего рубившихся над телом раненого князя. Положение уцелевших гридей оказалось весьма незавидным: прорвавшись на «Ворона» первым же яростным натиском, вскоре они увязли в сече как на драккаре, так и на подступах к нему. Ибо на причалах численное превосходство изначально было на стороне данов – в схватку незамедлительно вступили хирды с двух оставшихся кораблей…
Ход боя временно переломили подоспевшие ополченцы и гриди купеческой охраны. Ободриты нестройной толпой (а иначе как бы им удалось так скоро прийти на помощь княжеским дружинникам?) врезались в строй данов – едва успевших сцепить щиты и развернуться лицом к новому противнику! И славяне принялись неумолимо теснить ворога к воде, напирая массой воинов… Казалось, что все еще может получится, что бой еще можно выиграть, захватив конунга! Но в считанные мгновения к причалам один за другим пристало свыше дюжины драккаров, свежие хирдманы сотнями ринулись в сечу – и численное превосходство вскоре оказалось на стороне врага…
Между тем, уже поднялся на ноги Гудфред, замерший над телом истекающего кровью и обессилившего Годолюба, впавшего в спасительное забытье. Подле конунга остался и ярл Хальфдан, словно бы не замечающий кипящей на причалах сечи:
- Отличный бросок!
Гудфред, не очень-то и уважающий чванливого, жестокого ярла, лишь хмуро кивнул, соглашаясь с похвальбой последнего – он не мог знать, что добивающий удар остановил вовсе не гафлак «Кровавого топора», что сам Годолюб удержал руку… Однако меч ободрита привлек внимание вождя данов – точнее узорчатая, тщательная отделка бронзовой (и посеребренной сверху) рукояти. А также явно не дешевый шлем с позолотой гребня! Конунг перевел взгляд на чуть более простые шеломы павших гридей – и вспомнил, с какой яростью и упорством двое ободритов рубились над телом его несостоявшегося убийцы… Взвесив все, он пришел к совершенно правильному выводу:
- Похоже, ты ранил местного князя, Хальфдан.
Ярл самодовольно кивнул, украдкой вырвав из щита конунга секиру с необычного цвета, практически белым бойком (что с боя взято, то свято!), после чего обернулся к раненому ободриту:
- Прикажи вздернуть его на мачте, конунг! Пусть славянские псы видят, что их вождь мертв – тогда быстрее сложат оружие!
Гудфред только неприязненно дернул щекой, в глубине своего сердца желая вздернуть на мачте «Ворона» выскочку-Хальфдана (и прибрать к рукам награбленное ярлом добро!) – но вслух он произнес совсем иное:
- Ты