Россия на Западе: странные сближения - Александр Цыпкин
История пребывания Великого посольства в Кенигсберге и Пиллау, к сожалению, не на слуху. Гораздо больше известно о жизни Петра в Голландии, где он работал на Заандамской верфи и где родился хрестоматийный образ русского царя-плотника. Прославлен и визит государя в Лондон, где будущий основатель Российской империи общался с Вильгельмом III Оранским и, возможно, встретился с великим Исааком Ньютоном. На этом фоне остановка царя в Пруссии выглядит как случайный отдых на полустанке по дороге к более важным целям путешествия. Но этот стереотип несправедлив.
Пруссия предлагала Петру опыт, которого не могла дать ему ни Англия, ни Голландия: опыт процесса, а не результата; опыт окраинной европейской страны, которая, подобно России, только пытается возвыситься на международной арене, совершая ради этого невероятные творческие усилия. Она прямо сейчас создает современную армию и флот, массово приглашает иностранных специалистов, развивает науку и поощряет искусства. Поэтому изучение Пруссии было для великого царя-преобразователя особенно ценно и сказалось на истории России самым положительным образом.
Петр приезжал в Пруссию еще шесть раз, и всегда его встречали с большим радушием. В 1711 году[9] во время очередного посещения Кенигсбергского замка государь обратил внимание на удивительную вещь – старинную русскую летопись, хранящуюся в Королевской библиотеке и снабженную уникальными миниатюрами. Она известна под именем Радзивилловской, по имени одного из прежних владельцев – Богуслава Радзивилла. Естественно, эта реликвия вызвала огромный интерес царя – и он немедленно приказал сделать с нее список. Позже, во время Семилетней войны, Петербург запросит из оккупированного Кенигсберга оригинал – для определения точности петровской копии, – получит его и назад уже не вернет. Можно считать, что Радзивилловская летопись стала главным трофеем той войны…
Но не будем забегать вперед.
В другой визит, в 1717 году, в Кенигсберге произошла еще одна судьбоносная для царя встреча – с итальянским архитектором, скульптором и ювелиром Бартоломео Растрелли. Этот мастер трудился при дворе «Короля-солнце», Людовика XIV, но после его смерти остался не у дел. Петр же строил свою европейскую столицу, и ему требовались способные кадры. Хотя царские эмиссары завербовали Растрелли заблаговременно, но по дороге в Петербург в Кенигсберге архитектор познакомился с монархом лично. Часовой разговор мастера с государем убедил основателя Петербурга, что перед ним подлинный талант. С Бартоломео ехал его сын Франческо, человек еще более одаренный. Он станет любимым архитектором Елизаветы Петровны и построит знаменитый Зимний дворец на берегу Невы. Наследие самого Бартоломео тоже известно. Он отлил конную статую Петра, практически копию памятника Марку Аврелию в Риме, но она не понравилась ни Елизавете Петровне, ни Екатерине II. Однако нашелся царь, которому монумент пришелся по вкусу: Павел I извлек работу Растрелли из специально построенного сарая и поставил в столице перед своей резиденцией – Михайловским замком. Там она стоит и по сей день, поражая горожан любопытной деталью: после установки статуи на постамент возник оптический обман – кажется, что одна из передних ног царской лошади заканчивается не копытом, а человеческой ступней в туфельке…
В 1723 году Пруссия первой из европейских держав признала за Петром титул императора. Государь имел основания полагать, что он крайне успешно выстроил отношения с ее монархами. Но все течет и меняется. Хотя дружба Петра с домом Гогенцоллернов казалась прочной, дочь Петра и внук Фридриха стали врагами. Через тридцать три года после смерти царя Россия завоевала Пруссию.
Эпизод второй. Война наследников
Они взошли на престолы с промежутком в полтора года, но при очень разных обстоятельствах.
Фридрих II наследовал своему отцу Фридриху Вильгельму, который мирно скончался 31 мая 1740 года. Хотя отношения наследника с родителем были извилисты – в юности кронпринц пытался бежать от деспотичного папаши в Англию, попался и оказался в крепости, – тем не менее король не лишал первенца прав на трон. Процедура престолонаследия совершилась спокойно, и в Кенигсберге прошли торжества по случаю присяги нового монарха.
Иначе было в России. Недавно провозглашенную империю один за другим сотрясали дворцовые перевороты. Именно в ходе такого придворного заговора к власти пришла дочь Великого царя: в ночь на 25 ноября 1741 года Елизавета Петровна свергла своего двоюродного внучатого племянника Иоанна VI, прямого правнука Ивана V, который качался в колыбели, не понимая, что за страшные дела творятся вокруг него. Младенец, его мать-регентша Анна Леопольдовна и все их семейство отправились в заточение. Елизавета силой вернула на трон линию потомков Петра.
Король и царица: сложно найти более непохожих людей. Фридрих любил политику и войну, работал на износ, общался с Вольтером, играл на флейте, ругал религию, сыпал циничными остротами, словом, представлял собой соединение черт грубоватого солдата и просвещенного монарха.
Елизавета не имела особого вкуса к государственным делам, философии, науке, тем более к военному делу. Она, казалось, мало унаследовала характер гениального отца, который нашел бы с Фридрихом II куда больше общих тем для разговора, чем с ней. Ее интересовали красивые наряды, галантные кавалеры, роскошные праздники с фейерверками, охота и прочие радости жизни. Эта набожная женщина на троне больше царствовала, чем управляла.
Исторический парадокс заключается в том, что веселая русская жрица гедонизма едва не уничтожила прусского короля-воина с его стратегиями и тактиками.
Политика Пруссии с течением лет становилась все более дерзкой. Если Фридрих Вильгельм осторожно копил силы, продолжая растить могучую армию, то его сын вознамерился пустить ее в ход. Придя к мысли, что королевство маловато и разгуляться негде, новый король начал стремительную экспансию в сопредельные территории.
В 1740 году власть сменилась не только в Берлине; скончался австрийский кесарь Карл VI, у которого не было сыновей и который завещал престол дочери Марии-Терезии. Она стала первой и, как оказалось, единственной императрицей Священной Римской империи; ладно, диковатая Россия, там все возможно, однако женщина на троне Габсбургов по законам эпохи выглядела чересчур экзотично, и само ее право на титул многими в Европе подвергалось сомнению. Непрочность положения Марии-Терезии усугублялось упадком ее армии, изнуренной долгими войнами с Турцией и Францией. Легендарный полководец Евгений Савойский сошел в могилу; сопоставимых с ним по таланту генералов в империи не имелось. Иными словами ситуация благоприятствовала тому, чтобы уменьшить наследство Карла VI, и Фридрих приступил к делу. Уже в декабре 1740-го он напал на богатейшую австрийскую провинцию Силезию, где располагались четыре небольших княжества, на которые Гогенцоллерны теоретически имели права. За два года король сумел нанести противнику несколько мощных поражений и принудить Вену к переговорам. Растерянная Мария-Терезия была готова отдать прусскому королю спорные земли, но к Фридриху пришел аппетит. «Это годилось бы прежде, теперь не годится!» – сурово чеканил он австрийским послам. В конце концов 11 июня 1742 года в Бреслау между Австрией и Пруссией был подписан мир, по которому Священная Римская империя потеряла всю Силезию. Население Прусского королевства увеличилось почти вдвое, а доходы выросли на одну треть.
После такого успеха коронованный рейдер Фридрих черно пошутил, давая рекомендацию будущим мастерам геополитики:
«Если вам по нраву какая-то провинция, то нужно ее немедленно захватить, а потом ваши юристы убедительно докажут, что вы имели на это полное право».
Строго говоря, это была игра на тоненького, жуткий авантюризм, который остался без последствий только из-за фантастического везения короля. Приобретение Силезии могло стать пирровой победой самоуверенного монарха, поскольку оно запустило самые неблагоприятные для Пруссии политические сценарии. Австрия собиралась для реванша и ради него была готова преодолеть все былые предрассудки. Немецкий историк Себастьян Хаффнер отметил:
«Хищение Силезии Австрия… не простила – по крайней мере, на протяжении половины столетия, а в глубине души – и вовсе никогда…»
Первая попытка австрийцев отвоевать Силезию в 1744–1745 годах успехом не увенчалась. Они опять были биты, но вскоре судьба посулила Вене новые возможности: заполучить в неожиданные союзники своих исторических врагов – французов, которые по ту сторону океана сошлись в смертельном противоборстве с англичанами.
Война в Северной Америке грозила перекинуться на Европу.
У короля Великобритании Георга II имелось на континенте родовое владение – курфюршество Ганновер, и англичане справедливо опасались, что французы посягнут на него. Чтобы защитить собственность, Лондонский двор обратился за помощью… к Фридриху II, предложив ему баснословную финансовую поддержку. Король охотно ее принял, заключив с англичанами Вестминстерскую конвенцию, или Уайтхоллский договор, который произвел в Европе эффект разорвавшейся бомбы. Людовик XV
