Мариена Ранель - Маски сброшены
— Наша семья не достаточно близка с его величеством. Однако попытаться можно. Я отпишу прошение на имя государя. Хотя, на мой взгляд, подобным образом получить развод нереально. Но если другого выхода нет…
— Я с вами согласен, сударыня. Мы живем во время наивысшего расцвета бюрократии. Маловероятно, что ваше прошение, вообще, дойдет до государя. Скорее всего, оно остановится у какого-нибудь чиновника, но перед этим пройдет через множество других. Все это может затянуться надолго.
— Надеюсь, не дольше, чем тянется этот ненавистный и фальшивый брак.
— Меня радует, что вы не теряете надежды и восхищает, что вы не отступаете перед трудностями.
— Я никогда не потеряю надежды и никогда не отступлю, — заявила Елизавета.
— В таком случае, сударыня, можете во всем рассчитывать на меня.
— Благодарю вас, господин Корнаев.
— Однако, сударыня, позвольте мне дать вам один совет. Я никогда бы не осмелился давать вам советы, но в данной ситуации считаю это необходимым. Дело весьма деликатное.
— Яснее, пожалуйста, господин Корнаев, — сказала Елизавета.
— Всем известна ваша безупречная репутация. И этот факт может послужить нам хорошую службу. И в нашем деле очень важно, чтобы ваша репутация оставалась такой же безупречной. Однако не далее как сегодня… Простите меня, сударыня, мне очень сложно об этом говорить. Мое уважение к вам безгранично. И вы не должны в этом сомневаться. Однако по долгу службы и непосредственного касательства вашими семейными делами должен обратить ваше внимание на то, что сегодня на рауте у госпожи Пилевской вы вели себя несколько неосмотрительно.
— Вы имеете в виду графа Вольшанского?
— Именно, сударыня. Нет, я ничуть не сомневаюсь в вашей высоконравственности. Однако вам известны острые языки сплетников. Ваше поведение может быть истолковано ими нежелательным для вас образом. Мы никоим образом не должны давать повода для пересуд и сплетен. Нельзя допустить, чтобы ваша репутация подверглась сомнению.
— Я поняла вас, — надменно сказала Елизавета. — Приму ваши замечания к сведению.
— А теперь позвольте мне откланяться.
— Да, господин Корнаев. Благодарю вас за оказанную мне помощь.
— Я ваш покорный слуга, сударыня. Можете во всем на меня рассчитывать.
Распрощавшись с Корнаевым, Елизавета направилась в свои покои. Сегодняшний день её сильно утомил. Ее голова раскалывалась от проблем и неудач, не говоря уже о том, что её спина ломилась от тяжести платья и гудели от усталости ноги. Она устало опустилась на обитый синим бархатом диван и два раза позвонила в колокольчик, при помощи которого обычно подзывала свою горничную.
Через минуту круглолицая, розовощекая женщина лет тридцати пяти в платье горничной показалась в дверях покоев княгини.
— Звали, барыня? — спросила женщина.
— Да, Анфиса, — ответила Елизавета. — Помоги мне раздеться.
Анфиса подошла к своей госпоже и принялась освобождать её от тяжелого платья, быстро и умело справляясь со сложными застежками, завязками и булавками.
— Измучились вы, барыня, — посочувствовала горничная своей госпоже. Ох, как измучились! И на ногах-то вы едва держитесь. Ну где же такое видано, чтобы княгиня вашего происхождения собственнолично вела все дела? В других домах барыни, не столь знатные, как вы, только и делают, что отдают указания да развлекаются на балах.
— А я, по-твоему, не развлекаюсь? — возразила Елизавета. — В таком случае где же я сейчас была в таком пышном наряде?
— Да уж не знаю, где вы были, только вот ваши развлечения, как обычно, окончились делами, — со вздохом сказала Анфиса.
— Что поделать? — пожала плечами Елизавета. — Это важно для меня.
— У вас все важно, окромя самой себя, — проворчала горничная.
— Я не могу позволить себе, подобно беззаботной и избалованной дамочке заниматься собой, когда дела идут из ряда вон плохо, — спокойно и сдержанно объяснила Елизавета. — А нанимать управляющего — для меня большая роскошь. С меня достаточно адвоката. К тому же найти надежного и честного управляющего, которому бы я могла доверить хозяйственные и финансовые дела, — не так просто. А ненадежный управляющий мне без надобности. Я не хочу рисковать тем немногим, что у меня ещё осталось от батюшкиного состояния.
— Ох, барыня, совсем извели вас эти дела! Ну нельзя же так! Куда это годится!
— Ладно, не ворчи, Анфиса, — миролюбивым, но немного раздраженным тоном сказала Елизавета. — Скоро все изменится… Я надеюсь. Просто сейчас у меня сложный период в жизни.
— А когда он у вас не был сложный, барыня? — заметила Анфиса.
Елизавета с трудом подавила тяжелый вздох. Этот сложный период продолжался у неё уже двадцать лет, начиная с того дня, когда она связала свою судьбу с князем Дмитрием Ворожеевым. Впрочем, даже во времена детства и юности её жизнь вряд ли можно было назвать простой и безмятежной. Целых девять лет она провела в стенах Смольного института, испытав все тяготы институтской жизни: строгий монастырский надзор, житье в мрачных дортуарах, суровый распорядок и плохое обращение наставниц.
— Ох, барыня, вы совсем исхудали! — продолжала причитать Анфиса, расшнуровывая корсет своей хозяйки. — Давеча, чтобы вам впору было это платье, мне приходилось туго затягивать на вас корсет. А теперь что!
— Но это же прекрасно! Стройность ценилась во все времена. А нашем девятнадцатом веке — особенно!
— Как бы эта стройность не перешла в худобу!
— Этого не случится, уверяю тебя.
— А все ваши дела!
Окончив возиться с платьем, Анфиса принялась разбирать прическу своей хозяйки. Темные волосы Елизаветы густым каскадом рассыпались по её плечам, когда Анфиса осторожно вынула шпильки и гребень из прически княгини.
— Давеча я приготовила для вас ванну с лавандой, — сообщила Анфиса. Как вы любите.
— Спасибо, Анфиса.
— Так теперь все, небось, остыло, пока вы разговаривали с тем господином.
— Ничего. Меня устроит не очень горячая ванна.
— Может быть, все-таки подбавить кипяточку, — не унималась Анфиса. — Я мигом согрею.
— Не нужно. Ты все хорошо сделала. Можешь идти отдыхать.
— Но вам после ванной нужно будет подать рубашку и пеньюар.
— Я справлюсь сама. Ступай.
— Ваша воля, барыня. Приятных вам снов.
Несколько минут Елизавета полежала в теплой воде. Подобная процедура была необходима ей не столько для того, чтобы очистить тело, сколько для того, чтобы снять усталость. Затем она легла в свою удобную постель, застеленную льняным бельем, надушенным тонким ароматом лаванды.