Роберт Говард - Рождающие гром
– Ну, неважно. Куда ты направляешься?
– В холмы! – ответил солдат. – Мы никому не принесем пользы, умерев здесь, так что лучше иди со мной. По облакам пыли видно, что на нас движется целая орда.
– Удрать и даже не попытаться сопротивляться? Я к этому не привык, – с достоинством ответил кельт. – Иди, если ты боишься.
В ответ Акбар громко выругался:
– Клянусь Аллахом, лучше положить голову под ступню слона, чем назвать меня трусом! Я буду защищать свою землю до последнего дыхания, не хуже любого назарянина!
Кагал в раздражении отвернулся от своего собеседника. Несмотря на гнев, который вызвали у Акбара его слова, ему показалось, что в глазах солдата мелькнула какая-то затаенная мысль. Впрочем, Кагал тут же забыл о нем. Над Иерусалимом стоял вопль – беспомощные люди в своих домах стенали в ожидании неминуемой гибели. Орда приближалась, и всадников уже можно было разглядеть.
В небеса возносился звон литавр; земля дрожала под копытами лошадей. Безудержное стремительное продвижение орущих дьяволов ошеломляло их жертвы. Эти варвары, обитавшие в степях дальней Азии, двигались впереди монголов, подобно тому как пушок семян чертополоха летит впереди ветра.
Напоенные кровью покоренных племен, они мчались к Иерусалиму, откуда к богам неслись, но не достигали их, отчаянные молитвы тысяч коленопреклоненных людей.
Кагал снова увидел тех жутких всадников. Пока он, изнуренный, гнал коня к Святому городу, только в воспоминаниях его хранился их суровый вид: на стройных высоких конях широкоплечие всадники в волчьих шкурах и в кольчугах – смуглые скуластые лица, глаза, как у бешеных собак, свирепые взгляды из-под высоких меховых шапок или остроконечных шлемов; знамена с головами волков, пантер и медведей.
Сокрушительным потоком пронеслись они по дороге на Дамаск, вздыбливая коней; они перескакивали через разрушенные стены, толпились в воротах. Лавиной смели они малочисленных защитников города и затем по их телам, не встречая более никакого сопротивления, двинулись в обреченный город.
Красный дьявол правил сейчас бал на улицах Иерусалима, по которым в ужасе бежали, пытаясь спастись, старики, женщины и дети. С криками, подобными волчьему вою, дикари валили несчастных с ног, топтали их копытами своих коней, поднимали детей на пиках. Потоки крови лились в сточные канавы. Загорелые окровавленные руки срывали одежды с кричащих девушек, выламывали двери и разбивали окна, за которыми пытались укрыться насмерть перепуганные люди. Дикари захватывали все мало-мальски ценное, что удавалось найти в домах, и крики и стенания их жертв, коих пытали огнем и мечом, стремясь заполучить богатую добычу, поднимались к небесам. Смерть простерла свои крылья над Иерусалимом, и люди богохульствовали, умирая.
Первая волна этого стремительного и безудержного нападения отбросила уцелевших защитников вглубь города. Оттесненный от ворот Рыжий Кагал оказался на узкой аллее, куда вышвырнуло его коня, как вышвыривает на берег волна бревна сплавного леса. Он потерял из виду патриарха и был почти уверен, что тот лежал теперь бездыханным возле дамасских ворот.
Меч Кагала был в крови по самую рукоятку; душа его горела пылом битвы; всем его существом владели ныне только ярость и ужас от криков, доносящихся до него со всех сторон.
– Я должен умереть возле Гроба Господня! – выкрикнул он и, пришпорив коня, понесся вскачь по аллее. Он пересек узенькую кривую улочку и выехал на улицу Скорби, по которой наперерез ему скакал кочевник, держа над головой обнаженную саблю, малиновую от крови. Меч Кагала вознесся как солнечный луч, и голова кочевника слетела с плеч. У кельта вырвался торжествующий возглас.
Подобно ветру к нему подлетел еще один всадник, и Кагал узнал Акбара. Солдат крикнул, осаживая коня:
– Ну что, сэр, ты все еще собираешься принести в жертву обе наши жизни?
– Твоей жизнью распоряжаешься ты, а моя принадлежит мне! – прорычал Кагал. Его глаза пылали яростью.
С соседней улицы выехал отрад всадников. Возле Гроба Господня они спешились, выкрикивая что-то на своем варварском языке и разбрызгивая по святым камням кровь со своих кривых сабель. На мгновение перед глазами Кагала от гнева все поплыло в красном тумане, но в следующий вздох он уже обрушился на врагов. Его свистящий меч не разбирал, где щит, а где шлем – он срубал головы и раскраивал черепа, и варвары падали один за другим под его ударами. Но даже в бешеной ярости Кагал помнил, что он не один. Акбар крушил врагов бок о бок с кельтом, тяжелая сабля в его руке разрубала кольчуги и переламывала кости.
Через несколько мгновений возле Гроба Господня лежала гора окровавленных тел. Кагал отъехал назад и тряхнул головой, чтобы разогнать красный туман перед глазами. Акбар проревел что-то на незнакомом языке и крепко обнял кельта за плечи.
– Хо, богатыр! – проревел он, и теперь у Кагала не осталось никаких сомнений – перед ним был Гарун. – Клянусь Эрликом, ты геройски дерешься! Но надо уходить отсюда, малик. Ты принес обильную жертву твоему Богу, и едва ли он теперь накажет тебя за то, что ты спасешь свою жизнь. Клянусь громом Аллаха, нам не справиться с десятком тысяч!
– Уходи, – ответил Кагал, стряхивая капли крови со своего меча. – Я умру здесь.
– Ну что ж, – рассмеялся Акбар, – если ты хочешь за бесценок отдать свою жизнь здесь, так это твое дело! Может быть, небеса и будут благодарны тебе за это. Но едва ли тебя вспомнят добрым словом твои братья, когда варвары внезапно нападут на них! Все наши всадники перебиты, спаслись только мы с тобой. Кто расскажет о нашествии франкским баронам?
– Ты прав, – коротко отозвался Кагал. – Веди меня.
Они повернули коней и пустили их в галоп вниз по улице как раз в тот миг, когда с верхнего ее конца донеслись яростные крики кочевников. За разрушенной стеной Кагал оглянулся и увидел вздымавшиеся в небо языки пламени. Он бросил поводья и закрыл лицо руками.
– Великий Боже! Они подожгли Гроб Господень!
– И осквернили мечеть Эль Аксы, я в этом не сомневаюсь, – угрюмо отозвался Акбар. – То, что написано в заповедях, должно было случиться, и никому не удастся избежать своей судьбы. Все на свете уходит, уходит даже Святая Святых.
Потрясенный Кагал покачал головой. Они ехали мимо рыдающих беженцев, те хватали их за стремена, но сердце Кагала затвердело. Раз уж он должен предупредить баронов, он не может позволить себе задержаться даже для того, чтобы помочь беспомощным и несчастным людям.
Но вот не слышно стало за спиной криков и звона стали, только облако дыма поднималось над разграбленным и поверженным в прах городом среди холмов, наполняя душу леденящим ужасом.
