Николь Галланд - Месть розы
Маркус прихрамывал из-за раны, полученной в последнем крестовом походе. Боль обострялась, когда он волновался или был раздражен.
Приблизившись к племяннику, граф поклонился ниже, чем требовал этикет.
— Сир… — начал он, но Конрад, обеспокоенный не меньше Маркуса, на которого старался не смотреть, тут же прервал его.
— Дядя! Прибыл, чтобы поскорее вернуть нас обратно к политике? Характерно для тебя. Как ты? Как твоя прекрасная дочь?
— С Имоджин все замечательно, ваше величество. — Альфонс еще раз поклонился и снова попытался перевести разговор в интересующее его русло. — Я здесь, сир, чтобы поговорить, но не о политике, а о матримониальных делах…
— Ты привез с собой дочь? — настойчиво спросил Конрад.
Маркус замер. Губы Альфонса непроизвольно искривились.
— Вряд ли это подходящее место для моей дочери, сир. Имоджин отправилась с визитом к настоятельнице монастыря в Мюльхаузене.
— Она и сейчас там? — спросил Конрад, и по его тону Маркус понял, что вопрос предназначен для него. — Я очень тепло отношусь к этой настоятельнице. Хотелось бы узнать, как она поживает.
— Все, кто должны были уехать отсюда, уже уехали, — тихо произнес сенешаль, и Конрад заметно расслабился. — Когда вы желаете отправиться в путь?
— Когда деревенский колокол прозвонит трижды, — ответил император и снова обратился к Альфонсу. — Прости, ты что-то говорил?
— Сир, я здесь, чтобы сообщить, что мы нашли для вас невесту.
Музыка смолкла. Конрада злило, что во время праздника этот музыкант не потрудился играть так же хорошо, но раздражение свое он излил на Альфонса.
— Мы?
У Альфонса вспыхнули уши.
— Я имею в виду, сир, тех из нас, кому поручено блюсти ваши интересы… Уверяю вас, это превосходный выбор.
Конрад некоторое время пристально разглядывал дядю.
— Что-то я не припомню, чтобы поручал тебе заниматься такими вещами. — Горестная усмешка искривила его губы. — Ах! Понятно. Мой дорогой брат прибыл из Рима, и его кардинальская тень пала на тебя, вогнав в трепет. Могу я предположить, что твой выбор одобрен церковью?
Альфонс заколебался. Для Конрада это было равнозначно утвердительному ответу.
— Ну, и кто же она? — вздохнув, спросил он.
— Мы рекомендуем вам дочь владетеля Безансона. Безансон — самый крупный город Бургундии, и…
Конрад застонал.
— О Христос милосердный! У этой девицы предрассудков больше, чем у ее отца. И страшна она, как смертный грех. К западу от Иерусалима никого нет безобразнее.
— Вы женитесь на ней не для того, чтобы вести разговоры, сир, — осторожно высказался Альфонс.
— Я вообще не женюсь на ней!
— Сир, Безансон — прекрасный выбор. Он усилит ваши позиции в приграничных областях…
Конрад саркастически расхохотался.
— Нет, он усилит позиции Рима при моем дворе. Безансон предан Папе, а не мне. Как, если я не ошибаюсь, и ты, Альфонс, хотя не могу взять в толк почему. Что этот новый молодой Папа обещал тебе? Вечную жизнь? Допуск в свое личное собрание святых сестер? Что?
Уши Альфонса снова покраснели.
— Моя преданность принадлежит империи. Естественно, мои вассалы будут испытывать удовлетворение, если ваши позиции в Бургундии усилятся.
— Мои вассалы, не твои, — заявил Конрад.
Этот спорный вопрос обсуждался уже немало лет и, по правде говоря, надоел ему. Он оглянулся в поисках чего-то, на что можно было отвлечься.
— Хотелось бы, чтобы ты предложил кого-то стоящего. И пожалуйста, попытайся запомнить, что меня с этой женщиной будут связывать интимные отношения… Почему музыкант перестал играть? Эй! — крикнул он во влажную, колышущуюся на ветру зелень. — Музыкант! Где ты? Я хочу еще послушать! И почему, черт побери, ты не играл так хорошо все эти две недели?
— Я играл, сир, но вы были слишком далеко, чтобы услышать, — произнес у него за спиной хрипловатый тенор.
Конрад изогнулся в кресле и увидел перед собой знакомое юное лицо, узкое словно морда борзой. Усыпанная веснушками кожа и карие глаза наводили на мысль о северном происхождении, но акцент Конраду никогда не удавалось связать с каким-то определенным местом.
— Вам понравилась моя музыка, сир? — очень серьезно, с официальным поклоном спросил Жуглет, держа в руке свирель из слоновой кости.
— Понравилась бы, если бы ты был здесь, — сердито ответил Конрад. — Я отпустил тебя на две недели, а не на шесть.
Менестреля трудно было смутить, но в данный момент он, робея, опустил на землю кожаный футляр, в котором носил инструмент.
— Мне послышалось, вы сказали «сорок дней». Наверно, я ошибся. Однако, поверьте, меня задержали ваши интересы, сир.
Конрад желал получить более подробное объяснение, но подозревал, что Жуглет нарочно говорит так уклончиво, поскольку они не одни.
— Твое отсутствие никогда не отвечает моим интересам. В следующий раз, когда вот так исчезнешь, можешь вообще не возвращаться. Ты меня понял?
Жуглет кивнул, по-прежнему робко, и Конрад смягчился. Мускулистой рукой он обхватил менестреля за плечи с такой силой, что тот чуть не задохнулся и попытался вывернуться из-под королевской руки.
— Сударыни! — крикнул Конрад, к которому мгновенно вернулось чувство юмора, в сторону повозки с шлюхами. — Посмотрите, кто в конце концов объявился!
Жуглет замахал рукой женщинам. В ответ послышались хриплые веселые возгласы, свист, приглашения «подойти сюда».
— Прекрасные дамы! — Менестрель отвесил им поклон. — Полагаю, уезжаете вы не налегке, как прибыли, а наполненные королевской едой и золотом? И мужчины в лагере, смею надеяться, тоже не обошли вас своим вниманием? Пожалуйста, простите, что я на этот раз не воспользовался вашим расположением.
— Простим, если ты всем расскажешь, как очарован был нами его величество! — крикнула прелестная Жанетта.
— Я-то расскажу все, что нужно, лишь вы бы делали свое дело! — весело откликнулся Жуглет и тут же, вновь обретя серьезный вид, повернулся, чтобы выразить почтение Альфонсу и Маркусу.
— Где ты был? — спросил Конрад.
— Путешествовал, как обычно, сир. — Жуглет протянул свирель одному из телохранителей Конрада. — Я как раз направлялся в прекрасный Хагенау, чтобы напомнить вам о своем присутствии. Как любезно с вашей стороны встретить меня на полпути, сир… великодушный жест, который я не скоро забуду.
— Ты не застал бы нас в прекрасном Хагенау, поскольку мы собираемся в прекрасный Кенигсбург, — сухо заметил Маркус.
Конрад состроил гримасу.
— Ах, Кенигсбург, я совсем забыл о нем.
