Дон Колдсмит - Путь конкистадора
Его осенило. Он показал на пасущуюся неподалеку лошадь и вопросительно посмотрел на своего наставника. Койот застыл, недоуменно разведя руками. Для оленьей собаки не было обозначения, поскольку никто не видел ее раньше. Немного подумав, Койот подобрал нужный жест. Он поднял левую руку, развернув ее ладонью к себе. Правой рукой обозначил человека, сделав ему ноги из опущенных вниз указательного и среднего пальцев, и эти ноги он насадил на край левой ладони. Разумеется, Гарсия понял: человек верхом на коне. Оба захихикали. Они нашли новый знак.
Темнота спускалась на прерию, а эти двое все сидели, радуясь только что обретенному бессловесному общению. Где-то вдалеке койот приветствовал поднимающуюся луну своим хохотом.
— Койот, — произнес дикарь, махнув в ночь. Потом указал на себя: — Койот. — Он захихикал.
Гарсия громко засмеялся. Он правильно понял. Койот. Как метко. Смех этого человека звучал в точности как тявканье зверя вдалеке.
— Хуан Гарсия, — произнес молодой человек, тыча себя в грудь.
— Ваан Гар-зии-а? — собеседник примеривался к звукам незнакомого языка. — Гаар-зи-иа? — Еще несколько попыток, и Койот в отчаянии покачал головой. — Нет, — сказал Койот примирительно. — Ты — Снимающий Голову!
Прошла не одна неделя, прежде чем Хуан Гарсия понял значение этого имени. Когда он завернулся в бизонью накидку, собираясь заснуть, его одолели приводящие в смущение мысли. С того момента, как Хуан шагнул с борта корабля на землю Новой Испании, он придерживался определенного убеждения. Он считал обитателей этого неведомого мира дикарями, немногим лучше животных. Он ни разу не подумал, что они могут чувствовать, думать, смеяться. Этот маленький воин, Койот, как он себя назвал, доказал это. В тот вечер на Гарсию снизошло понимание, что, хоть дикари и язычники, они тоже человеческие существа. Люди. Народ. И это, в свою очередь, навело молодого человека на другую мысль, приятную и согревающую, когда он уже проваливался в сон. Гарсия не успел продумать ее до конца, но, Матерь Божья, как он соскучился по кому-нибудь, с кем можно поговорить.
Глава 8
В последующие дни племя продолжало двигаться на юг. Погода начала меняться. Иногда ночные заморозки заставляли Снимающего Голову плотнее заворачиваться в бизонью шкуру и перекатываться во сне ближе к огню.
Длинные вереницы гусей, громко перекликающихся друг с другом, периодически появлялись в ясном синем небе. Созревающие травы прерии сменили цвет с зеленого на золотой и красный. В каньонах и оврагах, изредка рассекающих плавные очертания холмов, пестрели осенней листвой кроны деревьев. Созревшие орехи и желуди на несколько дней задержали людей, урожай был собран и упакован. Потом очередь дошла и до отъевшихся белок. Вареная бельчатина разнообразила рацион племени.
Гарсия хоть и сгорал от нетерпения двигаться дальше на юг, смирился с задержкой. Теперь он практически не готовил еду. Следующего бизона Хуан убил после установления контакта с Койотом; тогда и была заведена новая практика. Когда Гарсия спешился и двинулся к туше с ножом, вмешалась жена Койота. Она напомнила ему Марию, домоправительницу его далекого детства. Женщина мягко отстранила Хуана и жестом дала понять, что сделает все сама.
Как ни странно, остальные женщины приняли новое правило. Само собой разумелось, что Снимающий Голову охотится как член семейства Койота. И Большая Нога получила право первой выбирать мясо. Только после нее к туше подходили остальные.
У Гарсии теперь было больше времени на размышления и наблюдения. Каждый раз, когда Большая Нога готовила пищу для семьи, она или кто-нибудь из ее детей приносил испанцу еду. Женщина была миловидна, как заметил Снимающий Голову. Должно быть, ей немного за тридцать, она ровесница своего мужа. Ноги, на самом деле, у нее не были такими уж большими, отметил испанец, когда узнал значение ее имени. Она была высокая и грациозная, спокойная, с гордой выправкой и стремительной походкой. Произведя на свет нескольких детей, Большая Нога сумела сохранить стройность. Старшая девочка, кажется, унаследовала рост и фигуру матери. Ее тело лишь недавно начало приобретать мягкие женственные очертания, и ее называли Высокий Тростник.
Снимающий Голову удобства ради каждую ночь устраивал свой лагерь за пределами стоянки туземцев, но неподалеку от жилища Койота. Вечерние беседы между двумя мужчинами стали привычным делом. Койот обнаружил, что у него очень способный ученик. Он моментально схватывал язык жестов и скоро уже пробовал произносить слова и фразы на гортанном языке племени. Мужчины общались то с помощью жестов, то с помощью слов, а зачастую и так, и так.
— Что это делают дети? — спросил однажды вечером Снимающий Голову. Он наблюдал за игрой нескольких мальчиков.
Один мальчик залезал на спину другому и размахивал палкой. Потом они вместе бежали к третьему и ударяли его палкой. Все это выглядело странно.
— Они играют в Снимающего Голову, — захихикал Койот. — Мальчик с палкой — это ты, — показал Койот, — он едет на том, кто изображает твое животное. Они убивают бизона.
Испанец был польщен, и его поразило, насколько их игра похожа на его собственные детские игры. Хуан играл в разных молодых кабальеро, живших в той деревне, где он рос. Он понимающе засмеялся.
Испанец заметил, что некоторые игры были более организованными. Дети постарше, почти подростки, нередко упражнялись с оружием. Воины часто давали им советы и наставления. Одного воина молодежь, кажется, особенно любила. Он носил нелепое имя Мышиный Рев. Снимающий Голову поразился, насколько хорошо этот человек управляется с коротким копьем, а также с луком и стрелами. Его сноровку очень уважало все племя. Он был стройным, атлетически сложенным человеком с большими ушами и остроносым лицом. Его деликатные манеры и спокойное дружелюбное поведение резко контрастировали с физической мощью. Снимающий Голову решил, что происхождение имени человека кроется именно в этом.
— Почему этого человека называют Мышиным Ревом? — спросил он у Койота.
— А почему бы и нет? — пожал плечами Койот. — Таково его имя!
Разумеется, некоторые мальчики владели оружием лучше других. Среди них был Высокий Олень, сын Койота. Он унаследовал проворство, грацию и рост матери, а также живой ум и чувство юмора отца. Он все схватывал на лету и сейчас же заинтересовался лошадью. Сначала он и его друг Серая Цапля, сын Мышиного Рева, принесли животному по охапке свежего сена. Поскольку Снимающий Голову не возражал, они отважились обтереть блестящую шкуру пучком сухой травы. Скоро они так запросто обращались с серой кобылкой, словно служили конюхами всю свою жизнь. Хозяин лошади даже позволил им отводить ее к ручью на водопой и изредка разрешал посидеть верхом. Снимающий Голову видел, что оба подростка имеют задатки первоклассных наездников. И в этом заключалась ирония. За месяц путешествия им не встретилось ни одной лошади.
