Жан Ломбар - Византия
Он пояснил:
– Следуй поучениям Святой Пречистой и отвращайся от внушений Святой Премудрости. Вместе с нами участвуй в борьбе, которую ведет со Злом Добро, чтобы избавить человечество от ига порочных Базилевсов, развращенных патриархов, растленных носителей священного сана. Мы хотим, чтобы в чистых руках обретались сила и могущество, чтобы державный венец возложен был на чело, отмеченное добродетелью. Как достигнуть этого? Против племени исаврийского, чуждого средоточию православия Византии, надлежит выдвинуть племя славянское, неисчислимое, юное, плодоносное, которому, чую я, предназначено властвовать над миром от скифских гор и до франкского моря. Ты сын племени этого, славянин! И с племенем твоим сочетаю я другое – эллинское, утвердившее в мире поклонение Иисусу и Пречистой через иконы, сотворенные искусством человеческим. Я вооружу тебя оружием таинственным, пред ударами которого не сможет устоять ничто. Кровь твоя порукой за тебя. Хочешь ли следовать за мной? Скажи, хочешь?
И Управда последовал за ним. Не ради владычества над Империей Востока, нет, таинственные слова Гибреаса влекли его сильнее, чем пышное ее великолепие. Подобно всходам девственной почвы, осиянной лучами солнца, расцветали в душе его, просветленной поучениями игумена, восторги и ощущение постижения, пробуждались туманные мысли об искусстве икон, которым поклоняется православие, о борьбе Добра со Злом, единении племен славянского с эллинским ради возвеличения в Византии религии Иисуса. Часто склонялся он, вдохновленный наставлениями Гибреаса, перед Приснодевой монастырского храма, очарованный радугой ее красок, сверканием ризы, тяжестью тканей, падавших на нежное тело. При посещениях других храмов блаженно и боговдохновенно убаюкивалась детская душа его перед мозаиками святых, цветными стеклами, амвонами, высеченными из дерева или из камня, перед иконостасами, нарфексами, уходившими ввысь, где виднелись в строгой красоте лики икон, пред мерцанием висевших лампад, освещавших внутренность храмов, в которых утопали шаги священников, облаченных в ризы и епитрахили. Перед древними Евангелиями в переплетах из перламутра или слоновой кости, перед раками, выложенными благородными металлами, перед бронзовыми реликвиями и медными ларчиками, которые сидя на корточках, выбивали кузнецы молотом на низких наковальнях, зажатых между голых ног.
Он хорошо узнал величественные храмы: Святую Премудрость – хотя ее священнослужители и патриарх, о котором говорили, что он скопец, повергали его в ужас – храмы Святых Апостолов, Божественного Слова и Архангела Михаила, храм Святого Трифона на улице Сигонь и Святого Пантелеймона возле Аргиропатрии, храм Святого Мамия, Богоматери Октогонской, Святой Параскевы, всех Святителей, Приснодевы Ареобиндской в квартале Ареобинды. Затем монастыри во имя Святого Каллистрата и Дексикрата, возле которых находилось убежище для старцев – Герокомион; монастыри Гиперагийский и Студионский, столь же прославленные, как и Святая Пречистая, непорочно парившая над Влахерном, – обитель, которая во мнении богатых и знатных исповедовала ересь, а в глазах православных, всех поклонявшихся иконам, Зеленых, всех врагов власти была святой, средоточием добродетели.
Все это восставало в памяти Виглиницы, которая, раскинув на солнце волны своих волос, все еще сидела на корточках под карнизом решетчатого окна, погрузившись в мечтанье. Облики Гараиви, Солибаса – победителя Голубых и Сепеоса, стража ворот Карсийских, восставали в ее видениях. Она вспоминала, как они явились к ней, замыслив, чтобы брат ее овладел Империей, и она стала им сестрою Базилевса: Гараиви с лицом свирепым и изборожденным; Солибас дородный, красный, с черной бородой, под которой наливалась кровью кожа; Сепеос тонкий, стройный, усатый, пылкий, безрассудный. Всех трех послал к ней Гибреас, внушивший им заговор против Константина V. Все трое поклонялись иконам, жаждали одоления Зла Добром, стремились к воссоединению племени эллинского со славянским и возрождению Империи Востока. С Гараиви вместе был народ византийский, детски простодушный и верующий, мятежный и справедливый. С Солибасом Зеленые – все Зеленые, торжествовавшие в лице его в дни скачек. И, наконец, вместе с Сепеосом поднимутся, думалось им, стражи Базилевса, войско Базилевса, Спафарии, в рядах которых он служил, Буккеларии, Схоларии, Екскубиторы, Кандидаты Маглабиты, Миртаиты. Так утверждал, по крайней мере, Сепеос, с решительной осанкой, с воинственными движениями, столь нравившимися Виглинице. Иногда вместе обсуждали они свое трудное дело: Гараиви расхаживал по покою вытянув руки, сжав кулаки, грудь вздымалась под заплатанной далматикой, а на лбу набатеянина, покрытом скуфьей – выступал пот. Сепеос клялся, что он проложит себе путь до самой кафизмы и убьет Константина V на глазах сотни тысяч зрителей Ипподрома, перед всем войском, которое будет рукоплескать поражению Зла. Менее словоохотливый Солибас ограничивался обещанием убить многих Голубых тем таинственным оружием, о котором поведал Управде Гибреас и на которое молчаливо возлагали надежду многие, затем мечтал, как он возложит на себя новые серебряные венцы и как Зеленые понесут его на своих плечах. Что же до сана, в который возведет их Управда, сделавшись Базилевсом, то они во взаимном согласии решили вопрос этот так: Гараиви удовлетворялся степенью Великого Друнгария, Сепеос желал быть Великим Кравчим, Солибас – великим Логофетом. Лодочник получал также командование над морским флотом, Спафарии над сухопутным войском, а возница возводился в сан верховного блюстителя правосудия.
Гараиви начал показываться иногда с Управдой в Византии, народ которой не оставался безучастным к правнуку Юстиниана, покровительствуемому игуменом Святой Пречистой. Он водил его от Синегиона – ограды цирка, в котором происходили бои диких зверей, находившегося между Влахерном и Воинским полем, где у самого залива гетерии поднимали на щитах вновь провозглашаемых Базилевсов – и до Золотых Врат, за Киклобионом; они спускались к Пропонтиде, бывали во всех частях города, на рынках и главнейших улицах, и он указывал на Управду торговцам рыбой и рисовальщикам, украшавшим рукописи, башмачникам и портным, ткачам занавесей и эмалировщикам, мозаистам и резчикам по перламутру и кораллам, указывал булочникам, мясникам, носильщикам, лодочникам, каретникам, ювелирам, оружейникам, корзинщикам, кузнецам. Чтобы не будить подозрений, Сепеос и Солибас делали на улицах вид, что не знают их. Когда Гараиви с Управдой проходили людной улицей, то где-нибудь неподалеку также показывался возница. Особенным взмахом руки, как бы означавшим некий скрытый знак, он вдруг сзывал Зеленых, и те спешили к нему толпой. Голубые тогда спасались. Что же касается Спафария, то при виде Управды, он шептал на ухо другим спафариям слова, после которых те оборачивались, усмехаясь, и крепче сжимали тогда руками меч, привешенный к чеканной кольчуге, или оправляли чешуйчатый клибанион, железный щит, предназначенный служить им для защиты от врагов Константина V.
