Виктор Кернбах - Лодка над Атлантидой

Яхубен, сам не зная почему, стал испытывать к Ауте братские чувства. И не мудрено, что после стольких тяжелых испытаний эти чувства переросли в почти слепое доверие. Единственно, чего не мог понять Яхубен, это почему так упорно молчит раб, когда он задает ему вопросы о поселениях в пустыне. Яхубен не сомневался, что в этих краях есть люди. Об этом раньше говорил и сам Аута. Иногда они делали крюк, и тогда солдат, научившийся ориентироваться по некоторым звездам, особенно по звезде Пастухов[1], замечал, что путь их, однако, все время лежит на восток, как приказал Пуарем. Значит, они не заблудились. Тогда где же оазисы с чернокожими?

Однажды утром, когда путники, как обычно, шли по пескам, Яхубен, уже привыкший к окружавшей его голой пустыне, заметил нечто необычное в южной части горизонта. Посмотрев пристальнее, он увидел, что это голые скалистые горы, которые четко вырисовывались на горизонте, сияя светом раннего утра.

Там, где они остановились, когда началась жара, рос какой-то незнакомый кустарник и почти высохшая трава, а рядом сочился из песка небольшой родничок с хорошей водой. Яхубен заметил по глазам раба, что для пего этот маленький родничок был полной неожиданностью. Это не понравилось солдату. Значит, в этих проклятых краях было нечто такое, о чем не знал даже Аута!

Путники расставили палатку и легли спать. В душу Яхубена вновь закралось сомнение. Он понимал, что они идут на восток, но если при этом отклоняются от прямого направления, значит, они идут в какую-то другую страну. Перед тем как заснуть, Яхубену пришла в голову мысль: “Почему раб избегал идти через небольшие оазисы, о которых раньше он сам говорил?” С этой мыслью он заснул. А когда проснулся, вновь подумал о том же.

Ели молча. Аута смотрел на далекие горы, которые в сумерках изменили свою окраску. С удовольствием напившись свежей воды из источника, Яхубен встал и принялся собирать палатку. Вначале это было обязанностью Ауты как раба, позже то ли из-за скуки, то ли из-за дружеского расположения к спутнику, более старшему по возрасту, Яхубен перестал делать различие между своими и его обязанностями. Атлантида с ее законами была далека, а здесь, в песках, они были товарищами. Горы на юге постепенно скрылись в наступившей темноте, и над ними повисла странная звезда. Аута наломал веток и нарвал сухой травы для костра. Сворачивая палатку, солдат вдруг остановился в раздумье: его мучил все тот же вопрос, на который раб еще ни разу не ответил: почему они отклонились от прямой дороги. Уж не задумал ли Аута завести его в пещеры этих гор и отдать в чьи-нибудь руки! Яхубен корил себя, вспоминая о необдуманных словах, сказанных рабу. А вдруг тот задумал его убить, чтобы завладеть оружием? Но вместе с тем, думал солдат, если б раб захотел, то он мог бы сделать это в любое время и намного раньше.

Яхубен нагнулся, чтобы выдернуть колья палатки, и опять остановился. Лучше уж прямо спросить раба, почему он столько раз отклонялся от прямой дороги, а если не ответит, принудить его под угрозой копья. Но в это мгновение Аута разжег костер. Увидев, как Яхубен свертывает палатку, он мягко сказал:

— Не надо, Яхубен. Этой ночью мы никуда не пойдем: подождем армию.

Яхубен удивленно посмотрел на него.

— Тефнахт не хотел брать рабов из кочующих племен, — добавил Аута. — Атлантиде нужны рабы-умельцы, пригодные к работе, а не пастухи. Вблизи гор, которые ты видел, есть оазисы. В них живут люди как раз те, которые нужны Атлантиде. Мне казалось, что тебя удивляет отсутствие на нашей дороге поселений, Я их обходил по приказу Пуарема.

— Ну, а если мы встретим скотоводов, что тогда будет?

— Не знаю, — ответил Аута. — Знаю только одно: эти племена не так уж добродушны, как ваши пастухи-атланты, и пустыня, которую они называют танезруфт, принадлежит им.

Они принялись за еду. Но Аута почти не прикоснулся к пище. Казалось, он чем-то озабочен. Лицо его стало более суровым, а в глазах светились грустные огоньки. Яхубену стало стыдно за свои подозрения. “Раб этот неплохой человек, он совсем не похож на негодяя”, — думал он. Аута, казалось, задумался о чем-то очень далеком, и Яхубену не хотелось беспокоить его своими расспросами. Пережевывая сладкие финики, он думал о том, что этот поход совсем не похож на предыдущие. Тогда его дороги проходили через населенные места, и нужно было напрягать слух, для того чтобы не прослушать команды сотников, или до боли в глазах вглядываться в темноту, чтобы не прозевать опасность и захватить добычу. Яхубену редко приходилось бродить по таким местам, которые позволяли бы свободно размышлять. Только эта проклятая дорога принесла ему сотни неразрешимых вопросов. Он думал теперь о таких вещах, которые в другое время просто не могли прийти ему в голову. И вот на первом продолжительном привале, сидя у огня, который пожирал причудливо изогнутые сучья и сухую траву, Яхубен вдруг неожиданно спросил своего спутника:

— Одного я никак не могу понять, Аута, — как это ты с легким сердцем ищешь дорогу для обращения в рабство таких же людей, как и ты.

Раб вздрогнул. Яхубен понял, что сказал лишнее, и закусил губу. Но было уже поздно: слово не воробей, вылетит — не поймаешь. В свете костра солдат увидел полные удивления глаза Ауты, который смотрел на него, словно видел его впервые. Потом Аута как-то странно улыбнулся.

Яхубен испугался. Что могло скрываться за этой улыбкой? Он постарался в точности вспомнить только что произнесенные им слова. Разве он сказал что-нибудь страшное? Он подозрительно и в то же время с испугом посмотрел на Ауту. “А вдруг Пуарем узнает, что за вопросы задает его солдат рабу? Уж не убить ли его, чтобы избавиться от неприятностей?” При этой мысли Яхубен поежился от отвращения. А как его убьешь? Да и опасно это. Придет армия и не найдет своего проводника, о котором именно он, Яхубен, должен был заботиться. К тому же зачем убивать человека, который не сделал ему ничего плохого и обходился с ним как старший брат. Он раб, но держит себя как брат. Ну, а если…

Аута, вздрогнув при столь неожиданном вопросе, сразу понял все. Ему хотелось промолчать, он ответил как можно мягче:

— Как же мы смеем ослушаться приказа? Если я не пойду, Пуарем прикажет убить меня. Если же я захотел бы уклониться от дороги и бежать, меня убил бы ты… У меня ведь нет оружия!

— А если бы ты имел его? — озабоченно спросил Яхубен.

— Я не убил бы даже врага. И тем более не смог бы убить тебя. Ты мне как брат.

Яхубен пристально посмотрел на него: уж не обманывает ли? Глаза раба были чистыми.

— Откуда ты знаешь, что я убил бы тебя, если бы ты попробовал бежать? — неожиданно вырвалось у Яхубена, и он тут же пожалел о сказанной им глупости.