Александр Мазин - Белый Волк

Нет, ну неужели это видение будет преследовать меня до конца жизни? Кому было бы лучше, если бы я ему нож в брюхо воткнул?

Ладно, нечего жаловаться. Зато покойник меня кое-чему научил.

— Эй, хускарл, может, я тебе не нравлюсь? — В низком хрипловатом голосе — легкое раздражение.

— Я еще не решил, — ответил я. — Сначала надо поглядеть, что там внутри.

И полез в глубины шерсти и меха, внутри которых пряталось кое-что теплое, нежное и упругое. Ага! Очень даже необычные ощущения возникают, когда всё самое интересное спряталось, как устрица в раковине.

Впрочем, никаких особых сложностей не возникло. Местная одежда неплохо приспособлена для подобных игр.

Вот так хорошо!

Пока мои усы и борода (мокрые, ну да ладно!) и, само собой — язык ласкали и дегустировали восхитительные, что на вид, что на ощупь, трепетные перси, рука уже добралась до сердцевины раковины — и время вопросов и ответов прошло.

Первый, самый нестерпимый голод мы утоляли почти впопыхах, кое-как расстегнувшись и прижавшись друг к другу так тесно, что почти невозможно было шевелиться. Да и второй раунд тоже вышел — наспех. Мы оба слишком изголодались (я-то уж точно!), чтобы тратить время на раздевание и благоустройство нашего любовного ложа. Я попросту перевернул мою красавицу на животик. Сначала она немного напряглась, но потом. О да, так ей понравилось намного больше! И намного громче. Но в этот момент мне было без разницы, есть ли кто живой в окрестностях нашего сарайчика. Услышат — так услышат.

Теперь я не сомневался, что Рунгерд — именно из тех женщин, что хороши до безобразия. А также во время оного. И надо полагать, после этого самого безобразия так же хороши. Но до «после» нам было еще далеко.

Теперь мы устроились с комфортом. Постелили на сено мой тулуп, скинули часть одежды (нижнюю), накрылись белой шубкой и принялись наслаждаться всерьез.

Если в этом мире существуют валькирии, то не думаю, что они сложены лучше, чем моя красавица ведьма. Я утверждаю это со всей ответственностью, потому что провел серьезнейшее исследование ее тела — и не нашел изъяна. Не скажу, что предпочитаю крупных женщин, скорее — наоборот. Но есть крупные женщины, а есть — безупречные. Когда ни рост, ни размеры не имеют значения. Рунгерд оказалась именно такой. Правда, не слишком искусной по понятиям начала третьего тысячелетия, зато после первого же успеха она отпустила вожжи и позволила мне делать с ее телом всё, что способно доставить максимум удовольствия.

И я так увлекся этим восхитительным действом, что забыл, кто я, где я и в каком времени нахожусь.

Позор мне! Шум снаружи Рунгерд услышала раньше меня! А я среагировал, лишь когда ее расслабленное ласками тело вдруг напряглось, и Рунгерд оттолкнула меня так резко, что я вмиг понял: это не любовная игра.

Одно движение — и я уже сжимаю в руке меч.

Ну да, сначала меч, а потом — штаны.

Нет, в сарай еще не ломились. Кто-то возился снаружи, под дверью. Этот кто-то пыхтел и сопел, как большой зверь. Однако при этом бормотал что-то, пусть невнятное, но членораздельное. Значит, все-таки человек.

Что ж, герр Ульф, ваш выход.

Я быстренько натянул штаны и сапоги, не удосужившись намотать портянки. В местном аналоге морга намотают, если понадобится.

За моей спиной негромко шуршала Рунгерд. Тоже одевалась.

Весь процесс занял секунд двадцать максимум. В армейский норматив я бы точно уложился.

Тот, снаружи, подарил нам эти секунды.

Он по-прежнему пыхтел и возился, причем один разок так толкнул сарай, что строение вздрогнуло. Я подумал, что это все же зверь. Но тут загадочное существо совершенно отчетливо произнесло «гот кьёт», «хорошее мясо». Нет, это не зверь. Ну а раз не зверь.

Я шагнул вперед, пинком отбросил чурку, решительным движением распахнул дверь.

…И увидел йети! Здоровенную, похожую на гориллу тварь, волосатую, как южнорусская овчарка. Сей облик, заботливо подсвеченный луной, настолько шокировал мое сознание, что я так и застыл с разинутым для решительного заявления ртом.

Вряд ли волосатый среагировал на мой открытый рот. Скорее — на обнаженный меч.

Но среагировал четко. Быстрый, как полет стрелы, тычок в грудь — и я, утратив контакт с землей, с грохотом впилился в нос лодки, перекувырнулся через борт, приложился спиной о скамью, чудом не напоровшись на собственный меч, вскочил. Чтобы увидеть две здоровенные лапищи — в непосредственной близости от моего горла.

Я, пожалуй, растерялся, но, тем не менее, рефлексы сработали. Секущий удар справа…

И меч вышибло из моей руки взмахом волосатой грабки.

Однако и сам йети притормозил на мгновение, чтобы обиженно взреветь и встряхнуть раненой, нет, скорее, просто ушибленной лапой.

Я схватился за нож (пришла тоскливая мысль — лучше бы это был медведь!), но достать его не успел.

Пронзительный свист рванул мои барабанные перепонки. Йети взревел, прижал лапы к голове (уши заткнул, надо полагать), подпрыгнул на месте, развернувшись в воздухе на сто восемьдесят градусов (лодка тоже подпрыгнула, а я опять приложился спиной — на этот раз о борт) и был таков.

Я обернулся. Свистела Рунгерд. В четыре пальца. Надо же, что мы умеем. И как удачно используем.

Поблагодарить за спасение я не успел. Рунгерд перестала свистеть (но в ушах еще звенело) и рявкнула не хуже йети:

— На лыжи — и бегом!

— Он вернется? — поинтересовался я уже в процессе выполнения команды.

— Он — нет. Другие прибегут.

Я не стал уточнять, кто это — другие. Может, кореша волосатого. А может, злые дядьки с холодным железом. Однозначно надо сваливать.

Через минуту мы уже чесали через озеро. И лыжню на этот раз прокладывал я. Надо же как-то адреналин выплеснуть.

Остановились мы уже на моей территории.

— Кто это был? — поинтересовался я наконец.

— Тролль, — последовал ответ. — Маленький йотун.

Если это маленький, то каковы тогда большие?

Но этого я уже не спросил. Не успел.

Рунгерд сгребла меня в охапку и поцеловала со всей мощью и темпераментом скандинавской ведьмы.

Потом отпустила, облизнулась сладко и пообещала:

— Я буду часто к тебе приезжать.

Тут уж я не утерпел и сграбастал мою королеву.

Целоваться на морозе вредно. Говорят. Мол, губы потрескаются. Врут. Проверено.

К моему немалому сожалению, на следующее утро моя сладкая вдовушка уехала.

Правда, пообещала вернуться не позднее чем через седмицу.

Но так вышло, что ее опередили.

Глава пятая,

Я поднял руку, и мои домочадцы моментально поднял руку, и мои домочадцы моментально заткнулись.