Алекс Ратерфорд - Вторжение в рай
— Визирь, мне кажется, тебе стоило бы попытаться успокоить людей. Если тебе понадобится навести порядок, мои воины в твоем распоряжении.
— Ты прав, Вазир-хан, благодарю тебя.
Квамбар-Али склонил увенчанную тюрбаном голову и поспешил прочь: остальные советники последовали за ним. Слыша, как Баки-бек на ходу бормочет что-то насчет надвигающегося конца, Бабур ощутил прилив раздражения. Взойдя на трон, он подберет себе астролога получше, чем этот бесхребетный червяк. Непонятно, как только отец его терпел — и почему вообще приблизил к себе? Возможно, семья Баки-бека в кои-то времена сослужила добрую службу и заслужила награду.
Поскольку стало ясно, что немедленной атаки, скорее всего, не последует, люди начали понемногу выбираться из своих укрытий, отряхивая пыль с одежды. Однако из уст в уста стало передаваться имя Шейбани-хана, а следом послышались сетования и плач, как будто люди решили, что участь их уже предрешена — и будет плачевна. Подняв глаза к небу, Бабур увидел, что его, нежданно-негаданно, затянуло пригнанными ветром с равнины, закрывшими солнце темными тучами. На лицо упали капли дождя.
— Повелитель!
Вазир-хан снова встряхнул его, на сей раз так сильно, что плечо мальчика чуть не выскочило из сустава.
— Это послание, — понизив голос до настоятельного шепота, произнес воин, — вовсе не от Шейбани-хана. Ну, как такое могло бы быть? Шейбани со своими ордами кочует по ту сторону гор, он никак не мог так быстро прознать о кончине твоего отца. Нет, все это разыграно, и не иначе как Квамбаром-Али. Возможно, он надеялся убить тебя, но в любом случае планировал нагнать на людей страху, поселить в их сердцах панику, чтобы они думали будто нуждаются в защите, которую им не сможет обеспечить малолетний правитель. У него свой план, а у нас свой — и мы не должны от него отклоняться. Поезжай в крепость, только нигде, ни с кем не останавливайся. Я последую за тобой, как только смогу.
Проникнувшись звучавшей в голосе Вазир-хана тревогой, Бабур кликнул коня и вскочил в седло. На секунду Вазир-хан придержал его повод и сказал:
— Еще немного, повелитель, всего несколько часов, и все будет в порядке.
С этими словами он хлопнул коня по лоснящемуся крупу и подал своим стражникам знак следовать за Бабуром.
Уже скача галопом по пучковатой траве, под усилившимся дождем, Бабур оглянулся через плечо. Ему удалось разглядеть Квамбара-Али, стоявшего, воздев руки, перед возбужденной толпой. Интересно, что он там делает, успокаивает их или, наоборот, подливает масла в огонь паники? Мальчик нутром чуял, что Вазир-хан прав: злодейская рука, направлявшая стрелу с посланием, принадлежала вовсе не узбеку.
Порывшись в глубоком кармане стеганой попоны, куда он сунул стрелу, Бабур нашарил ее, перехватив на миг поводья зубами, вытащил, разломал пополам и бросил на землю. Обломки приземлились на темные кучки овечьего помета.
— Как прошла церемония, сын мой?
Кутлуг-Нигор спала с лица, глаза ее покраснели от слез. Бабур слышал доносившийся из глубины гарема приглушенный плач: женщины, в соответствии с обычаем, оплакивали усопшего правителя в своих покоях. Ему показалось, что всхлипывания их звучат странно, словно в унисон — как будто каждая боялась умолкнуть первой.
— Все нормально, матушка, — ответил он, решив не рассказывать ей о неприятном происшествии, по крайней мере, до поры до времени. До сих пор ему ни разу в жизни не случалось утаивать ничего от матери, но что было делать: узнав, что ему грозила опасность, она бы до смерти перепугалась.
— А твой отец? Он упокоился с миром?
— Да, матушка. Мы вознесли молитвы, и он обрел покой в Раю.
— Ну что ж, стало быть, настало время позаботиться о живых.
Она хлопнула в ладоши, и вперед выступила Фатима, ближайшая служанка, державшая в руках желтое шелковое одеяние, расшитое золотой и серебряной нитью с цветочным узором, и того же, желтого цвета, бархатную шапку, увенчанную качающимся павлиньим пером. Кутлуг-Нигор почтительно приняла у прислужницы облачение и сказала:
— Это тронное одеяние повелителя Ферганы. Оно твое.
Протянув руку, Бабур коснулся поблескивающей ткани и ощутил горделивую дрожь. Облачение правителя теперь принадлежит ему.
Шелк под пальцами ощущался гладким и прохладным.
От размышлений его оторвал донесшийся снаружи топот копыт, и он выглянул в окно, выходившее на внутренний двор. Уже смеркалось, сумрак разгоняли зажженные факелы и в их свете было видно, как во двор на всхрапывающих, взмыленных скакунах въехали Вазир-хан и мулла.
Скоро в крепость вернутся и остальные участники погребальной церемонии, а значит, настанет время осуществить план, который даст ему право носить это одеяние.
Бабур взглянул на мать: вид у нее был встревоженный, но глаза полны решимости.
— Быстрее! — сказала Кутлуг-Нигор. — У нас мало времени. Наверное, оно тебе велико, но мы сделаем, что можем.
С помощью Фатимы она облачила сына в просторный халат, туго перепоясала кушаком, старательно приглаживая складки, и возложила на длинные, черные волосы головной убор.
— Смотри, сын мой, сейчас ты еще только наследник, но к тому времени, когда взойдет луна, уже будешь правителем.
Она подняла зеркало из полированной бронзы, и Бабур увидел свое отражение — слегка напуганное, но упрямое юное лицо.
— Ханзада! — позвала его мать: у нее явно имелась мысль насчет того, как лучше придать Бабуру воистину царственный вид. Сестра дожидалась в коридоре и на зов матери явилась незамедлительно, держа в руках нечто завернутое в зеленый бархат. Бережно положив сверток, она почтительно развернула бархат и извлекла из ножен кривой меч.
Кутлуг-Нигор приняла клинок у дочери, и протянула Бабуру.
— Это Аламгир, меч справедливости, символ Ферганы.
Он узнал рукоятку, напоминавшую по форме орла, мастерски украшенную белым жадеитом и осыпанную драгоценными камнями. Распростертые крылья хищной птицы образовывали гарду, а заканчивалась рукоятка головой с кривым клювом и горящими глазами — рубинами, с вызовом взиравшими на любого возможного противника. Отец не единожды показывал меч Бабуру, но в руки не давал ни разу.
— Я прикасаюсь к нему впервые: приятное чувство, — признался Бабур и, взявшись за рукоять, сделал несколько пробных взмахов.
— Это одно из главных сокровищ твоего отца. Говорят, эти рубины принадлежали самому Тимуру, а он захватил их в Дели. Теперь этот меч твой, ибо ты — новый повелитель Ферганы.
Кутлуг-Нигор опустилась на колени, чтобы пристегнуть усыпанные драгоценными камнями ножны к его поясу и поправить стальную цепь, на которой они висели.
