Александр Волков - Зорро
Но глаза Бачо и трех его спутников не могли насладиться живыми прелестями этого пустынного утра по причинам, о которых было сказано выше; сок молочая, фонтанами брызнувший из разрубленных Тилькуате стеблей, выжег глаза не только всадникам, но и их лошадям, наполнявшим прохладный утренний воздух жалобным разноголосым ржанием. Ночью, когда острая боль прошла и путники перестали с перепугу беспорядочно палить из револьверов в жаркую, режущую глаза тьму, Бачо первым вспомнил о старом индейце и Роке, скакавшим впереди отряда.
— Роке? Черная Змея? Куда вы запропастились, сто чертей вам в глотку?! — проорал он в черную пустоту после того, как на его призывы отозвались все остальные участники ночной вылазки. Все, кроме Роке и старого индейца.
— Ловко эти подонки от нас избавились, — мрачно заметил Мигель, как бы подводя итог самым худшим подозрениям всех присутствующих.
— Сучьи дети! — выругался Висенте, выпуская из рук поводья своей лошади в надежде на то, что природное чутье выведет ее к человеческому жилью.
Остальные последовали его примеру и, прикрыв незрячие лица пропыленными пончо, в полной темноте двинулись по тропе, пролегавшей среди густых зарослей кактусов и сухих, густо утыканных шипами кустов с мелкими мясистыми листочками. Впрочем, лошади, чьи глаза были также выжжены едким соком молочая, часто сбивались с узкой извилистой тропинки, и тогда острые крепкие шипы насквозь пробивали рукава курток и плотную ткань пончо. Острые, как сталь, колючки так глубоко ранили лица и локти слепых путников, что к тому времени, когда они достигли открытой местности, их одежда набрякла кровью и тяжелыми складками давила на измученные плечи. Но никто не жаловался и не стонал; все четверо не раз попадали в самые скверные переделки и привыкли стойко переносить любую боль.
— Я слышал, что от этой слепоты есть средство, — сказал Годой, когда густые колючие заросли остались позади.
— Да-да, — подхватил Мигель, — Розина должна знать, это ее африканские предки привезли в наши края эту ядовитую заразу и высадили на подходах к горам, чтобы защитить свои убежища от охотников за беглыми рабами! А тот, кто владеет ядом, должен знать и противоядие! Розина — дочь беглого раба, она должна знать!
Ободренные этой мыслью, всадники слегка пришпорили коней, и те потрусили вперед, чутьем держа направление и безошибочно находя копытами выжженную утрамбованную дорогу. И лишь когда лошадь Бачо провалилась в сурковую норку и едва не сломала бабку, наездник спешился, потоптался на месте и, несколько раз потянув ноздрями прохладный утренний воздух, опустился на колени и припал ухом к земле.
— А ловко эта парочка избавилась от лишних ртов, — начал было Висенте, воспользовавшись остановкой.
— Не столько ртов, сколько глаз и ушей, — подхватил Годой.
— И когда они успели сговориться? — пробормотал Мигель. — Мы же глаз с них не спускали до того, как нарвались на этот чертов молочай!..
— Кончайте трепать языками, из-за вас я ни черта не слышу! — зло рявкнул Бачо, прижимая к дороге истерзанное колючками ухо.
Висенте и Годой затихли, и только Мигель, отъехав чуть поодаль, продолжал облегчать душу, шепотом моля Святую Деву даровать им исцеление и вслед за этим посылая страшные проклятия на головы Роке и Тилькуате.
— Раздерем конями ублюдков! — шипел он, брызгая слюной. — Привяжем над муравьиными кучами! Вырвем ноздри калеными щипцами! Исцели нас. Матерь Божья, и мы избавим Тебя от лишних хлопот, сами покараем этих подонков так, как они того заслуживают!
— Тихо! — вдруг услышал он сдавленный от волнения возглас Бачо. — Кто-то скачет!
Всадники замерли, а Годой осторожно сполз с седла, опустился на колени и тоже припал к земле рядом с Бачо.
— Верно! — шепотом воскликнул он. — Мы спасены!
Годой вскочил на ноги и повернул голову в ту сторону, откуда должен был появиться всадник-избавитель.
— А если это те двое? — забеспокоился Мигель, разворачивая морду своей лошади туда, откуда уже явно доносился приближающийся стук копыт. — Они же перестреляют нас как кроликов…
Он положил ладонь на рукоятку револьвера и, проведя пальцем по отверстиям барабана, обнаружил в гнездах всего два патрона. «Да, — подумал он, — если стрелять на звук — маловато…»
— Я слышал только одного всадника, — сказал Бачо.
— Один конь, — подтвердил Годой, — четыре копыта, на левой задней подкова слегка разболталась, пора перековывать, пока не слетела…
— Даже если это кто-то из них, — рассуждал Висенте, — скажем, Роке, то что мешало ему перестрелять нас ночью, когда мы были слепы, как новорожденные котята?
— Не знаю, чужая душа — потемки, — буркнул Мигель, поворачивая барабан и устанавливая капсюль против бойка.
— Остается только предположить, что ночью он забыл это сделать от волнения, — ехидно процедил Висенте, — а на рассвете вспомнил и решил вернуться, чтобы покончить с этим делом.
— Сейчас мы все узнаем, недолго осталось, — вздохнул Бачо, вдевая ногу в стремя и резким рывком вбрасывая в седло свое крепко сбитое тело. К тому времени, когда невидимый всадник показался из-за скалы, он успел набить пустые гнезда револьверного барабана тяжелыми латунными патронами, взвести курок и низко припасть к лошадиной холке, чтобы оставить пулям незнакомца как можно меньше уязвимых мест. Годой и Висенте спрыгнули с коней, укрылись за лошадиными боками и, крепко упершись ногами в землю, выставили поверх седел вороненые стволы.
Ждать и в самом деле пришлось недолго; стук копыт внезапно затих, потом невидимая лошадь тонко заржала, очевидно, поднявшись на дыбы, а когда ржание смолкло, в рассветной тишине отчетливо прозвучал насмешливый голос всадника.
— А не много ли стволов на одного одинокого путника? — весело крикнул он, позвякивая стременами и, очевидно, перемещаясь так, чтобы в него трудно было прицелиться.
— Если сеньор наденет себе на глаза черную повязку, трое из нас, так и быть, заткнут свои револьверы за пояса! — крикнул в ответ Бачо.
— Это интересная мысль! — почему-то обрадовался незнакомец. — Дуэль без всякого повода, да еще вслепую!.. Потрясающе!.. Я согласен. Выставляйте своего стрелка!..
Судя по голосу и шуму прыжка, с каким незнакомец соскочил на землю, он находился уже шагах в тридцати от вооруженной четверки, и все четыре ствола теперь неотступно следили за ним, опасно вздрагивая при каждом неосторожном звуке.
— Я готов! — крикнул незнакомец. — Кто подаст сигнал?
— Ты сейчас в самом деле ничего не видишь? — недоверчиво спросил Бачо, тихо сползая с седла и чутко прислушиваясь к голосу.
