Василий Седугин - Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола
– Да нет. Муж может заявиться.
– Чей муж? – быстро спросила она, глянув ему в глаза.
– Твой.
– А ты боишься?
– Нет. Просто неприятно…
Она рассмеялась. Смех ее легкий, будто ручеек журчит.
– А ты, оказывается, совестливый… Ну так и быть. Нет у меня мужа. Был муж, да вот не стало. Ушел в море с товаром и не вернулся.
«Может, мы его и утопили, – холодея внутри, подумал Вадим. – Но нет, то был датский корабль. Так что к его гибели мы не имеем никакого отношения».
Она отвернулась от него и стала разговаривать с соседями, как видно, давая ему возможность успокоиться и освоиться на непривычном месте.
Вдруг прибежал Оляпко, мельком взглянул на Олиславу, зашептал торопливо:
– Ты чего тут задерживаешься? Азар ищет. Пойдем, а то ругаться начнет.
Азар совершил выгодную сделку, надо было донести товар до дома покупателя. Потом посыпались другие поручения. Освободился Вадим только к вечеру. Олислава уже укладывалась. Он помог ей покидать остатки вещей на телегу, она взяла вожжи, и они тронулись.
– Легкая у тебя рука, – говорила она, изредка кидая на него ласковые взгляды. – Не успел встать в торговый ряд, как налетели покупатели. Сроду такой торговли не было.
– Так я же ушел…
– Ну и что? Почин положил, а это самое главное в нашем деле. Даже соседи заметили, велели приглашать. Завтра придешь?
– Приду.
– А от хозяина крепко попало?
– Нет. Он у нас требовательный, но справедливый.
Так, разговаривая, доехали до дома Олиславы. Он был довольно большим, в маленьких окнах вставлена слюда, что тогда считалось редкостью, и показывала степень зажиточности, стекло позволяли себе только князья и бояре, да богатые купцы.
Они сгрузили товар в подвал, она стала прощаться.
– Иди, а то хозяин хватится.
– Очень я ему нужен. Он уже, наверно, поужинал, спать собирается.
– Я бы тебя пригласила перекусить, да у самой нет ничего.
– Как же ты собираешься вечерять?
– Много ли одной надо?
Наступила долгая пауза. Наконец он спросил:
– А давно муж погиб?
– Два года назад. Набрал товара взаймы на целое судно, думал с большой прибылью вернуться, обещал, что заживем богато, завидовать будут. А вот как получилось. Почти нищей оставил да еще с долгами. Перебиваюсь мелкой торговлишкой, чтобы как-то концы с концами свести…
– А известно, как он погиб?
– Нет. Через три дня после его отплытия ураган пронесся. Наверно, он его и прихватил где-то в море… Ну ладно, иди, а то темнеть начинает.
Он шел и думал о том, что вот поговорил с ней немного, узнал о ее бедах, и стала она ему еще ближе, еще дороже. Считал Олиславу богатой, а она, оказывается, перемогается с хлеба на квас. С каких доходов сумеет выплатить такой большой долг? На ложках, ножах и другой утвари много не наторгуешь. Чем ей можно помочь? Были бы у него богатства, не раздумывая положил к ее ногам…
Ночью снилось что-то светлое, неясное, расплывчатое, но он знал, что виделась она, Олислава, только вот разглядеть ее не мог. Утром сердце билось сладко и тревожно, это беспокоящее чувство не проходило, оно заставляло его постоянно думать о встрече с ней. Ему хотелось сделать ей что-то приятное, чтобы она забыла о своих горестях, порадовалась, улыбнулась. Но что придумать? Денег у него на дорогой подарок не было, жалованье Азар выдаст не скоро, как расторгуется, раньше не жди. На заем у товарищей рассчитывать нечего, не от хорошей жизни согласились на дальнее и опасное плавание.
И тут в голову Вадима пришла неожиданная мысль: цветы! Надо ей подарить цветы! Слышал он, что так поступают влюбленные, даже удивлялся, зачем они это делают. А теперь сердцем почувствовал, что цветы будут ей приятны, доставят удовольствие.
Он дождался, когда откроются городские ворота, и вышел в луга. Тут было разливанное море цветов! И ромашки, и колокольчики, и васильки, и одуванчики… Он быстро собрал букет и отправился на рынок. Увидев его с цветами, Олислава на мгновение замерла, глаза ее увлажнились, она бережно приняла букет и прижала к груди, не спуская с Вадима растроганного взгляда.
– Спасибо, – только и сказала она…
Зато соседи толковали это событие довольно бурно:
– О, раз цветы, значит, дело налаживается!
– Олислава, молодой человек у твоих ног!
– Будем ждать скорой свадьбы!
И тут Вадима полоснула мысль, что он не против бы жениться на Олиславе. Лишь бы она согласилась! Он уже взрослый, он сможет содержать ее – или кузнечным ремеслом, или бороздя моря наемником у купцов. Много ли им надо? Проживут не хуже других!
От этой мысли у него просветлело лицо, и он, не скрываясь, стал глядеть на нее влюбленными глазами. Заметив это, Олислава непроизвольно качнулась к нему и на мгновенье прижалась щекой к его груди, а потом оттолкнула от себя и проговорила смущенно:
– Да ну тебя! Вскружил голову совсем!
Соседи встретили ее слова дружным смехом.
День Вадим провел как в тумане, делал все машинально, бессознательно, непроизвольно, а в мыслях была только она, Олислава…
Вечером он проводил ее до дома, помог разгрузиться, а потом она пригласила его к себе. При свете вечернего солнца разглядел избу. Она была просторной, чистой. В углу была сложена печка, у окна стоял искусной работы стол, возле входа помещалась широкая кровать, застеленная красочным покрывалом, на стене висело небольшое деревянное изображение Перуна. По всему было видно, что недавно здесь жили роскошно и богато, но прежнее благополучие ушло в прошлое.
Олислава метнулась к печи, огнивом разожгла заранее приготовленные ветки, подогрела чугунки. Еда была скромной: пареная репа, отварная селедка, хлеб и настой из шиповника. Впрочем, Вадим был непривередлив, мел все подряд.
После ужина вышли на прогулку. Стоял тихий вечер. Солнце садилось в море, от него почти до самой пристани пролегала красная дорожка. Олислава была задумчивой, хмурила лоб. Наконец спросила:
– Вот ты со мной… А знаешь, на сколько лет я тебя старше?
– Нет. А сколько тебе лет?
– Двадцать.
– Только? Разница со мной три года.
– Все равно ты еще молодой.
– Просто ты замужем побывала, вот и кажется.
– Рассуждаешь как взрослый…
– Я уже взрослый!
– Ну-ну, не кипятись. У тебя были девушки? Ты с кем-нибудь дружил?
– Конечно. Целых три.
– И ты с ними целовался?
– Да.
– Тогда поцелуй меня.
Он наклонился и чмокнул ее в щечку. При этом сильно застеснялся.
Она повернулась к нему, взяла руками за шею, проговорила ласково:
– Глупенький ты мой, глупенький! Разве так целуются?
Она прикоснулась губами к его рту, и он невольно потянулся к ней, приглашая сделать нечто такое, чего он сам не понимал. От нежного покусывания у него запылали губы. Он впервые почувствовал сладостную до боли истому, растекавшуюся по всему телу, и еще теснее прижался к ней.
