Альфред де Виньи - Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII
Речь Сен-Мара очень удивила все собрание и самого де Ту. Никто до сих пор не слышал, чтобы он говорил так обстоятельно даже в дружеском кругу; и никогда ни единым словом он не дал понять, что его интересуют общественные дела; напротив, он держался подчеркнуто беспечно даже с теми, кого думал привлечь на свою сторону; в их присутствии он справедливо возмущался жестокостями министра, но не высказывал собственных мыслей, скрывая, что честолюбие является целью всех его помыслов. Доверие, которым он пользовался, основывалось на его личной храбрости и на милости короля. Словом, удивление было так велико, что с минуту всё молчали; но тишину тут же нарушил взрыв восторгов, свойственных французам, старым и молодым, когда им обещают войну, во имя чего бы это война ни велась.
Среди тех, кто подошел пожать руку молодому руководителю заговора, был и аббат де Гонди, прыгавший от радости, как козленок.
— Я уже навербовал целый полк! — воскликнул он.— Солдаты у меня отменные! — И добавил, обращаясь к Марион Делорм: — Клянусь честью, мадемуазель, я намерен носить ваши цвета — светло-лиловую ленту с изображением Лучины. Девиз ваш прелестен:
Гореть для того, чтоб зажигать других.
И я мечтаю, чтобы вы собственными глазами увидели наши подвиги, если, по счастью, нам удастся схватиться врукопашную.
Красавица Марион, недолюбливавшая Гонди, обратилась поверх его головы к де Ту — оскорбление, неизменно выводившее из себя низенького аббата; вот почему он резко отошел от нее, выпрямившись во весь рост и презрительно покручивая усы.
Вдруг все умолкли: бумажный шарик ударился о потолок и упал к ногам Сен-Мара. Он поднял его, развернул и внимательно огляделся; никто не знал, откуда взялась эта бумажка; все лица выражали удивление и величайшее любопытство.
— Мое имя написано неправильно,— молвил он холодно.
СЕН-МАРКУЦентурия НострадамусаКогда красный колпак пройдет через окно,Сорока унциям отрубят голову,И все кончится.
— Среди нас есть предатель, господа,,— продолжал он, бросив бумажку.— Но эка важность! Нас не испугать этой кровавой игрой слов[26].
— Надо его найти и выбросить в окно! — вскричали молодые люди.
Присутствующих, однако, охватило тревожное чувство; теперь уже никто не разговарил доверительным шепотом с "соседом, и все смущенно переглядывались. Кое-кто ушел, ряды гостей поредели. Марион Делорм уверяла, что она прогонит слуг, ибо только они и могут быть заподозрены. Несмотря на ее усилия, по собранию пробежал холодок. Да и начало речи Сен-Мара вселило неуверенность относительно намерений короля, и эта излишняя откровенность поколебала наименее стойких.
Гонди подошел к Сен-Мару.
— Выслушайте меня,— сказал он тихо,— я тщательно изучил заговоры и заговорщиков; в этом деле имеются чисто механические правила, которые следует знать; последуйте моему совету: ей-богу, я стал довольно силен на этот счет. Надо поговорить с ними, вызвать у них дух противоречия, подогреть их; это неизменно удается во Франции. Сделайте вид, что вы не хотите удерживать их против воли, и они останутся.
Юбер-шталмейстер решил последовать этому совету и, подойдя к наиболее ярым своим последователям, сказал:
— А впрочем, господа, я никого не принуждаю идти за собой, множество храбрецов и так ждет нас в Перпиньяне, да и вся Франция разделяет наши воззрения. Если кто-нибудь из вас хочет обеспечить себе отступление, пусть скажет; мы найдем способ немедленно переправить его в безопасное место.
Никто и слушать не захотел об этом предложении, и возгласы ненависти к кардиналу возобновились.
Сен-Мар все же продолжал расспросы, умело выбирая тех, к кому следовало обратиться; под конец он спросил Монтрезора, заявившего, что заколет себя шпагой, если такая мысль придет ему в голову, и аббата де Гонди, который сказал, встав на цыпочки:
— Знайте, господин обер-шталмейстер, что мое место во дворце парижского архиепископа и на островке Нотр-Дам; я превращу их в неприступную крепость.
— А ваше место где? — спросил он у советника де Ту.
— Рядом с вами, — тихо ответил тот, опустив глаза, чтобы не подчеркивать взглядом значение этих слов.
— Вы этого хотите? Хорошо, будь по-вашему, — сказал Сен-Мар. — Но, соглашаясь, я приношу большую жертву, чем вы. — И, повернувшись к собранию, он продолжал: — В вас, господа, я вижу истинных мужей Франции, ибо после Монморанси и Суассонов вы одни отважились поднять голову как свободные, достойные своих предков люди. Если Ришелье восторжествует, древние установления монархии рухнут вместе с нами; двор будет один властвовать вместо парламентов — этой старинной защиты и могучей опоры королевской власти; но мы победим, и Франция будет обязана нам сохранением своих древних обычаев и прав. Впрочем, господа, было бы обидно испортить из-за этого бал. Слышите музыку? Дамы ждут вас. Идемте танцевать.
— А расплачиваться будет кардинал, — заметил Гонди.
Молодые люди, смеясь, захлопали в ладоши и направились в танцевальный зал с таким видом, будто шли в бой.
Глава XXI
ИСПОВЕДАЛЬНЯ
Ради вас, роковая красавица, — явился я в это страшное место.
Льюис. «Монах»Это произошло на следующий день после собрания заговорщиков у Марион Делорм. Снег толстым слоем покрывал парижские крыши и таял в широких канавах и на улицах, где по грязно-серым сугробам пролегали редкие колеи.
Пробило восемь часов вечера, и было уже совсем темно; обычно шумный город безмолвствовал под толстым ковром, наброшенным на него зимою и заглушавшим стук колес по камням мостовой, топот копыт и звук шагов. По узкой улочке, которая вьется вокруг старинной церкви Святого Евстафия, медленно прогуливался закутанный в плащ человек и, казалось, наблюдал, не появится ли кто-нибудь у перекрестка; он часто присаживался на каменную тумбу возле церкви, чтобы спрятаться от капели под горизонтальными статуями святых, которые выступают из-под крыши этого храма и нависают над улочкой, как сложившие крылья хищные птицы, готовые броситься на добычу. По временам старик прохожий распахивал плащ и, чтобы согреться, хлопал себя по груди или дышал на руки, которые зябли, несмотря на длинные по локоть перчатки из буйволовой кожи. Наконец он заметил тоненький силуэт, пробиравшийся по снегу у самой стены.
— Ах, Santa Maria![27] Что за мерзость эти северные страны! — сказал дрожащий голосок.— Ах, герцогство Мантуанское! Как бы мне хотелось быть там сейчас, добрый мой Граншан!
