Владимир Малик - Чёрный всадник

Никита Зотов что-то неразборчиво проворчал, заёрзал на шёлковом миндере. Но Тяпкин предостерегающе поднял указательный палец, предупреждая дьяка, чтобы молчал, а сам сказал:

— Мы обдумаем, великий хан, сказанное тобой… Но нам хотелось бы уяснить, как Крым предлагает понимать слова «от Киева до владений запорожских казаков». Предполагается ли тем самым, что Киев и Запорожье отходят к Порте и Крыму или остаются в составе Московского государства? Пока непонятно, что мыслится насчёт правого берега, Брацлавщины и Подолья, где правит сейчас Юрий Хмельницкий? Царь московский стоит на том, что Стамбул и Бахчисарай не должны помогать этому гетману… Дальше. Нас беспокоит участь наших людей, которые находятся у вас в плену. Прежде всего — боярина Василия Шереметьева, который под Чудновом попал в полон к гетману польскому Станиславу Потоцкому и был затем за двадцать тысяч злотых продан Крымскому хану… Волнует также судьба князя Андрея, сына воеводы Григория Ромодановского, и других русских людей. Мы предлагаем их обменять на взятых нами в плен татар и турок…

— Господин посол столько наговорил, что мы вынуждены будем думать целую неделю, — усмехнулся хан. — Но уже сегодня могу сказать, что за боярина Шеремет-бея надо заплатить шестьдесят тысяч серебряных рублей. Если учесть двадцать тысяч злотых, выплаченных за него Потоцкому, да содержание на протяжении двадцати лет в плену, то это совсем недорого… Ромодан-паша пусть готовит хороший куш за сына… Обо всем другом — при следующей нашей встрече…

Хан поднялся. Это означало, что переговоры закончились. Посол и его спутники тоже встали и, поклонившись, вышли из шатра.

5

Несколько месяцев продолжался непрерывный торг. Постепенно согласовали все вопросы, кроме двух — о границе и Запорожье.

Московское посольство подтвердило давние договоры о выплате хану ежегодной дани за то, чтобы крымчаки не нападали на окраинные земли Московской державы.

И хан и султан согласились не помогать правобережным казакам. Это значило, что Порта и Крым, по сути, отказывались от посягательств на украинские земли, лежащие на запад от Днепра, и от поддержки Юрия Хмельницкого.

Не вызвал настойчивых возражений со стороны Турции и Крыма вопрос о Киеве. Мюрад-Гирей быстро признал, что Киев с монастырями и городами, местечками и сёлами остаётся за московским государем.

После долгих препирательств обе стороны выработали, наконец, условия обмена пленными.

Ожесточённые споры разгорелись по поводу статуса Запорожья и особенно о границе.

Московское посольство руководствовалось статьями Переяславского договора и договоров более поздних лет, которые регулировали отношения Украины и России. Оно также опиралось на фактическое положение, заключавшееся в том, что ещё в 1654 году вместе со всем украинским народом Запорожская Сечь воссоединилась с Россией и стала частью Российской державы. Но хан, ссылаясь на категорический наказ султана, яростно возражал против настоятельных требований русских, чтобы Порта и Крым это признали.

Тяпкин, Зотов и остальные члены посольства отчётливо представляли, почему хан упирается. Он и в мыслях не допускал, чтобы южные границы Москвы приблизились чуть ли не к самому Перекопу, а тем более никак не хотел юридически закреплять такое положение. Ему, конечно, надёжнее было иметь соседом неспокойное, воинственное, но не такое уж сильное Запорожье, чем могучую Русскую державу.

Учитывая то, что власть московского царя Запорожская Сечь на деле признает, Тяпкин решил снять вопрос о её статуте с переговоров, с тем чтобы поднять его потом в Стамбуле, во время получения «утверждённой грамоты» от султана.

И султан, и хан не отступали от того, чтобы границей был Днепр, а Правобережье считалось бы ничейной землёй. Тяпкин не соглашался. Переговоры оказались в тупике. Ни одна из сторон не шла на уступки. А время шло.

6

Охрану посольского стана несли сеймены Гази-бея. Они же доставляли из Ак-Мечети топливо, продовольствие и фураж. Сам бей почти каждый день наведывался на Альму, интересовался, как живут послы, не испытывают ли в чем-либо нужды, шутил и даже пытался завязать дружественные отношения с Тяпкиным и Зотовым. Однако все понимали, что это хитрый ханский лазутчик, и Зотов открыто избегал его, а Тяпкин держался насторожённо. Лишь Арсен Звенигора, по приказу Тяпкина, дружбой бея не пренебрегал и, хотя язык при нем придерживал, не терял случая поговорить на интересные для дела темы.

О столкновении Арсена и Романа с беем никто не знал. Сохранить это в тайне они договорились ещё тогда, когда бей освободил их. Бей не хотел, чтобы об этом проведали в Бахчисарае, а Звенигора и Воинов считали, что не стоит зря волновать руководителей посольства, у которых и без того забот хватало. К тому же они чувствовали себя виноватыми, так как сознавали, что подвергли опасности всех своих спутников.

В последних числах декабря, после особенно бурных споров с ханом, когда вконец измученный и потерявший всякую надежду Василий Тяпкин молча лежал на тахте, укрывшись кожухом, а Никита Зотов и Ракович писали за сколоченным запорожцами столом — татары обставили посольский дом по-своему, без обычной в России и на Украине высокой мебели, — заявился Гази-бей.

— Салям! — поздоровался он, снимая с бритой головы лисий малахай и стряхивая с него снег на глиняный пол.

— Здравствуй, бей, — ответил за всех Арсен. — Садись, гостем будешь!

— Благодарю. Но я не гостить приехал, а приглашать вас в гости к себе… Вернее, на охоту… Поедем на яйлу лисиц пострелять.

— Я болен, чувствую себя плохо, — сказал из-под кожуха Тяпкин.

— У нас, как видишь, уважаемый бей, забот невпроворот, — сухо бросил от стола Никита Зотов.

По смуглому лицу Гази-бея пробежала тень.

— Я было подумал, что урусские послы захотят развлечься. И Ванда-ханум надеется… Это она, вспомнив шляхетские выезды на зимнюю охоту в Ляхистане, тянет меня на яйлу. Нашим жёнам-татаркам такое даже в голову не могло бы прийти — не женское это дело. Но у меня жена гяурка, вот и должен иногда исполнять её желания… Чтобы не так много печалилась по родине…

— И очень она грустит? — спросил Тяпкин, откидывая кожух.

— Ещё как! Только и разговору, что о Ляхистане!..

— Если б не хвороба, я с удовольствием принял бы твоё приглашение, бей. Но, думаю, наши молодые друзья не откажутся поразмяться на конях по заснеженным холмам яйлы за зверем. Малость развеяться им не помешает.

— Я с радостью присоединюсь к бею, — сказал Арсен, расценив слова посла как приказ.

— Я тоже, — вставил Роман.

Гази-бей явно обрадовался.