В глуби веков - Воронкова Любовь Федоровна
Сделав все эти распоряжения, царь со своим войском выступил в путь.
ДОРОГА СТРАДАНИЙ
Армия шла вдоль берегов Аравийского моря, по направлению к Персидскому заливу. Конница широко раскинула свои отряды, чтобы захватить как можно больше чужих, неизвестных земель. Следом, сомкнутым строем, шагала пехота.
Деревня племени оритов, встретившаяся на пути, стояла среди песков побережья зеленым оазисом. Пальмы с желтыми гроздьями фиников возвышались над убогими жилищами, вокруг деревни колосились хлеба, ходили стада овец и коз. Армия прошла через деревню — и не осталось ничего! Ни воды в реке, ни хлеба, ни стад.
Одна из таких деревень пыталась защитить свое добро. В македонян полетели отравленные стрелы. И одну из них получил Птолемей, сын Лага. Александр, знавший противоядия, бросился к нему.
Битву закончили фалангиты без него. Жителей закидали дротиками, оставшихся в живых взяли в плен, а деревню сожгли.
Александр, не доверяя врачам, сам лечил Птолемея. Его жизнь была ему слишком дорога. Птолемей остался жить.
Войско двинулось дальше.
В Рамбакии, городе племени оритов, Александр остановил войско на отдых. Место понравилось ему: если поставить здесь свою крепость, то можно будет захватить и всю землю оритов.
— Гефестион, ты останешься здесь и построишь город. Это будет Александрия Оритская.
— Да, царь.
Александр внимательно поглядел на него.
— Ты не болен, Гефестион?
Гефестион, сильно почерневший под индийским солнцем, стоял с тяжело повисшими руками и опущенной головой.
— Не знаю, Александр.
— Но кто лучше тебя построит город, Гефестион?
Гефестион не спорил. Ему приказано строить крепость. Он ее построит.
Он долго стоял на холме и смотрел вслед уходящему войску. Глядел, как скачет Александр во главе своей конной свиты, как несутся следом отряды верных агриан, гипаспистов, конных стрелков…
Вот уже и нет их, только желтое облако пыли медленно стелется на дороге. Унылая равнина Гедросии с редкой зеленью, и лиловые вершины гор вдали, и затихший лагерь…
Сойдя с холма, Гефестион снова принял спокойный и властный вид.
— Работать!
Строители энергично взялись за дело. Не первый город они строят с Гефестионом. Гефестион торопил: им некогда медлить здесь, на чужой, далекой от родных мест земле.
Он следил, как возникают стены, но казалось, что возникают они слишком медленно.
Порой нападала печаль. Может быть, начала одолевать усталость от непрерывных забот, трудов и сражений последних лет. «Сколько мне еще быть здесь! — с тоской думал он. — Скоро ли я это построю — ведь это же не дом, это город, крепость!..»
Неожиданно в лагерь явился Леоннат, телохранитель царя.
— Гефестион, собирайся в путь. Царь приказал вернуться к нему!
Гефестион не знал — верить ли?
— А как же Александрия Оритская? — спросил он, стараясь скрыть радость.
— Я буду достраивать ее.
— А как сражения? Трудно ли было?
Леоннат усмехнулся.
— А сражений не было вовсе. И ориты, и гедросы, как увидели царя, бросились перед ним на колени: «Возьми все! Возьми весь наш город, все наше имущество! Только пощади!» Ну, мы, конечно, довольны — и землю захватили, и драться не пришлось.
— А царь?
— Царь доволен больше всех. А что же еще ему надо? «Живите спокойно. Только повинуйтесь царю македонскому». А те от счастья себя не помнят. Ждали смерти, а получили жизнь.
— Значит, ты остаешься здесь, Леоннат?
— Да. Буду строить крепость. Буду ждать наших моряков. Как пойдут мимо, доставлю им провиант. Царь приказал, чтобы здешние люди давали все, что я потребую. И они выполнят, если приказал царь!
— Так же, как и мы с тобой, Леоннат!
…И вот уже конь Гефестиона шаг в шаг идет с Александровым конем. Все стало, как прежде… И только где-то еще в глубине сердца осталась печаль. Гефестион не понимал ее причины, может быть, и правда какая-то болезнь мучит его?
Несколько дней шли по плоскому песчаному берегу моря.
Но постепенно путь уводил их в глубь Гедросии. Становилось все жарче, и все безотраднее пустынные пески. Палящее солнце стояло прямо над головой. Лишь изредка, словно счастливый мираж, появлялись пальмы. И люди, и животные прибавляли шагу, стремясь в их тень. Но пальмы росли небольшими группами, и тени от них почти не было.
Попадались среди этой песчаной равнины колючие кусты мирры с курчавыми листьями. Финикийские купцы, которые в чаянии богатой наживы, вместе с обозом сопровождали войско Александра, бросались к этим кустам и обдирали кору с застывшей на ней благовонной смолой. Мирра стоила дорого, и финикийцы тюками грузили душистую кору на своих верблюдов.
Попадались и места, где сандалии и сапоги воинов топтали и давили корни драгоценного нарда[*]. Войско шло сквозь их терпкий фимиам. Финикийцы с жадной торопливостью выкапывали эти корни и снова грузили тюками на своих верблюдов, подсчитывая огромные барыши и боясь верить такой легкой и богатой добыче.
Мирры и нарда было так много, что воины иногда набирали охапки их листьев и спали на них.
Аристобул в часы привалов писал свой походный дневник. Писал и о странных деревьях, которые во время морского прилива стоят в соленой воде и нисколько не страдают от этого. И о колючем кустарнике с железными шипами: если зацепишься за такую колючку, то скорей она тебя стащит с лошади, чем ты отцепишься от нее; случается, что зайцы, нечаянно попадая в эти колючки, находят здесь верную гибель, там и остаются. И о деревьях, похожих на лавр, писал Аристобул, и о белых цветах, осыпавших рощу незнакомых ему деревьев. Эти цветы были похожи на левкой, только еще душистее, чем левкой.
Но шли дальше, и все пустыннее становилось кругом. Реки умирали в серых песках Гедросии. Безлюдные пространства грозили отсутствием всякой жизни. Шли по ночам. Днем как могли укрывались от жгучего солнца.
Александр был озабочен. Проводники-гедросы сказали, что есть два пути. Один — вдоль берега моря. Другой — более короткий, но более опасный путь.
Александр решил идти коротким путем.
— Царь, — напомнил Птолемей, — говорят, что когда-то именно этим путем пыталась пройти ассирийская царица Семирамида, но не смогла, вернулась. И потеряла войско.
— Царь Кир тоже хотел пройти здесь, — сказал Аристобул, — и вернулся в сопровождении всего семи человек, оставшихся от его армии.
Александр ответил спокойно и жестко:
— Они не прошли. А я пройду. И проведу войско. И еще одно побережье — побережье Великого моря — будет моим!
Но шли ночь за ночью. А когда наступало утро, то видели, что пустыня становится все беспощаднее и никакой надежды на поселения нет.
Наступило время послать провиант к морскому берегу для флота и вырыть на берегу колодцы, чтобы обеспечить моряков водой. Александр отправил с отрядом молодого военачальника Фоанта.
— Да посмотри, может, там есть жители. Возьми у них провиант, возьми все, что сможешь.
Фоант вернулся смущенный:
— О царь, это поистине жалкий край. Мы нашли на берегу поселения. Но там живут ихтиофаги[*]. У них не дома — лачуги, построены они из морских раковин. А крыши у них из рыбьих хребтов.
— Но они сеют хлеб?
— Нет, царь. Здесь не растет хлеб. Они сушат рыбу, толкут ее и пекут из этой муки хлеб.
— Но вода-то у них есть?
— Вода есть, царь. Но какая! Они руками раскапывают песок, и там, в ямках, вода. Плохая, испорченная вода. Правда, они пьют ее.
— Ты расспросил: нет ли где больших поселений?
— Да, царь, расспросил. Говорят, там, куда мы идем, есть такие поселения. Что там есть и вода, и хлеб. Но наверное ли это? Так они слышали, и все.
Александр, когда остановились на привал, вызвал к себе людей, ведающих провиантом. Те сказали, что нехватка провианта начинает чувствоваться и что запасы необходимо пополнять.
