Гарри Тертлдав - Верни мне мои легионы!
Стоя на солнцепеке, Сегест решил, что так и есть.
Наконец один из легионеров махнул рукой.
— Давайте идите сюда, — нехотя проворчал он.
— Большое спасибо за вашу несказанную любезность, — промолвил Сегест.
Помимо всего прочего, он научился у римлян и иронии. Но легионер как будто не заметил укола.
— Если они попытаются нас обыскать, клянусь богами, я поотрываю им головы, — проворчал Масуа, вооруженный, кроме копья, мечом и кинжалом.
— Не попытаются, — заявил Сегест, стараясь говорить с уверенностью, которой не чувствовал. — Они должны понимать, что даже я не снесу подобного оскорбления.
Легионеры наверняка все понимали, но насколько их это заботило? Судя по всему, Квинтилия Вара мало занимали мысли и чувства Сегеста.
Караульные с угрюмым видом загораживали вход в лагерь. Сегест подобрался, но тут римляне наконец расступились, и старший из них сказал:
— Проходите.
— Спасибо, — ответил Сегест, на сей раз более искренне.
Ему не хотелось устраивать представление у ворот, но у него тоже имелась гордость. И, если уж на то пошло, гордости у него было побольше, чем у Масуа. Сегест был полноправным вождем, а Масуа — лишь воином из его дружины. Если позволять римлянам посягать на гордость старого вождя, что тогда у него останется? Ничего. Сегест слишком хорошо это знал.
К счастью, все разрешилось мирным путем.
Сколько римских лагерей довелось в свое время повидать Сегесту? Великое множество. И все они строились по одному плану. Даже при взгляде на Ветеру, что за Рейном, можно было сразу понять, что город вырос из лагеря. И Минденум был одним из таких лагерей, отличавшихся друг от друга лишь величиной и численностью войск. Зная один римский лагерь, без труда можно было найти в любом другом все, что тебе нужно.
Но в этом Сегест обнаружил то, чего никак не искал: прямо на главной дороге он наткнулся на Зигимера, шагавшего навстречу. Отец Арминия и Сегест были примерно одного возраста, давно уже не юнцы, рвущиеся покрасоваться удалью, но крепкие, закаленные в боях воины. Оба они напряглись, и Сегест непроизвольно склонил копье, совсем чуть-чуть. У Зигимера при себе не было копья, и он наполовину вытащил из ножен меч. Не больше чем наполовину.
— Эй, свинский пес, сын собаки! — приветствовал Сегеста Зигимер.
— Лучше быть сыном собаки, чем отцом свинского пса, — не замешкался с ответом Сегест. — Если бы я считал тебя заслуживающим подобной чести, убил бы сразу.
— Другие воины, не чета тебе, пробовали это сделать, — рассмеялся Зигимер. — Их тела растащили по косточкам вороны и барсуки, а я, как видишь, жив-здоров.
— Мне тоже случалось убивать людей, — отозвался Сегест. — Я прикончил их столько, что теперь для меня одним больше, одним меньше — не имеет значения. Тем более если человек так никчемен. И ведь убить тебя проще простого!
— На словах, — фыркнул Зигимер. — Кто много говорит, тот мало делает.
— Тебе видней. Ты знаешь о пустословии столько, сколько мне в жизни не узнать.
Перебранка привлекла внимание римлян: они насмешливо переглядывались и кивали друг другу. Сегест знал, что они делают ставки на то, кто из поссорившихся варваров останется в живых, да и останется ли в живых хоть один. Германцы на их месте поступили бы точно так же.
— Благодаря тебе им есть на что поглазеть, — сказал Масуа, который тоже все замечал.
— Знаю, — отозвался Сегест.
И, возвысив голос, обратился к Зигимеру:
— Дай нам пройти! Я явился сюда не для того, чтобы тебя убить, как бы ты этого ни заслуживал.
— Нет, ты пришел, чтобы плюнуть ядовитой слюной в уши римского наместника.
Но Зигимер все же выпустил рукоять меча, и клинок скользнул обратно в ножны.
— Ладно, проходи. Почему бы и нет? Какая разница, что за ложь ты преподнесешь ему на сей раз. Вар все равно не станет тебя слушать.
Сегест боялся, что так и будет. Так бывало всякий раз, когда он пытался открыть Вару глаза. Но какой же он друг Рима, если не воспользуется любой возможностью?
— Или ты ничего не знаешь о лжи, или знаешь слишком много, — бросил он Зигимеру. — Каждый человек, у которого все в порядке с головой, должен задаться этим вопросом.
С этими словами он двинулся вперед, Масуа — за ним, держась на полшага позади и чуть слева, чтобы в случае необходимости прикрыть своего вождя. Нарочито медленно, показывая, что ничуть не боится, Зигимер посторонился.
— Будь осторожен, — громко предостерег Масуа. — Он запросто может ударить в спину.
— Я не трачу коварство на таких хорьков, как вы, — заявил Зигимер.
— Вот как? Значит, ты приберегаешь его для римлян, — парировал Сегест.
Зигимер демонстративно повернулся к нему спиной.
В любом другом месте Сегест в ответ на столь вызывающее поведение пустил бы в ход оружие, но теперь взял себя в руки и прошел мимо. Он слишком хорошо понимал, что Вар вообще не станет его слушать, если он убьет отца Арминия.
Наместник занимал центральный шатер. Так было бы в любом другом римском лагере — ничего нового для Сегеста. К добру или ко злу для себя, римляне везде придерживались единых правил — значит, были вполне предсказуемы.
— Хайл, Сегест. Хайл, Масуа, — приветствовал их грек — раб Вара.
То, что раб запомнил имя его друга, Сегест счел добрым знаком. Еще больше его порадовали следующие слова:
— Наместник примет вас незамедлительно.
— Благодарим.
До сего момента Сегест опасался, что Вар попытается отделаться от него под благовидными предлогами, с виду уважительными, но на самом деле означающими одно: знать тебя не желаю! Конечно, ни один германец не стал бы играть в подобные игры. Не желая иметь с кем-то дело, он сказал бы об этом напрямик. Однако у Сегеста имелся достаточный опыт общения с римлянами, чтобы знать: окольные пути и уловки у них в крови.
Однако сегодня Аристокл, как и обещал, провел Сегеста и Масуа в шатер, где они предстали перед Квинтилием Варом. Не успел Сегест отвести взгляд, как раб уже исчез.
Но стоило германцу взглянуть в лицо Вару, как старый вождь почувствовал: скорее всего, из его визита в Минденум не выйдет ничего хорошего.
— Можешь ли ты сказать мне что-нибудь новое? Или снова будешь повторять то, что твердишь раз за разом? — спросил римский наместник ледяным тоном.
— Я могу сказать, что ты поступил бы разумнее, прислушавшись ко мне раньше… наместник, — промолвил Сегест.
Вар вспыхнул: германец произнес его титул так, что римлянин понял — это не знак уважения, а насмешка.
— Не думаю, что у меня были основания тебя слушать, — буркнул Вар.
