Алексей Пантелеев - Республика ШКИД (большой сборник)

Очень скоро в вагоне поднялась суматоха. Пронесся слух, что по поезду идет контроль. Безбилетные пассажиры, которых в то время было гораздо больше, чем платных, кинулись спасать свои души. Кто прятался в уборных, кто залезал под лавки, а некоторые, у которых, наверно, и вообще совесть была нечиста, даже соскакивали на ходу с поезда.

Ленька сидел совершенно спокойный. Он умел прятаться от контроля, но сейчас в этом не было необходимости. Он жевал соленую, твердую, как подошва, рыбу, смотрел в окно и высчитывал, через сколько дней он будет в Петрограде.

В вагоне появился контроль: поездной кондуктор, работник ЧК и несколько красноармейцев с винтовками.

— Предъявите ваши документы! — возгласил кондуктор.

Те, у кого документы были, полезли в карманы, за пазухи, стали расстегивать кошельки, развязывать узелки; а те, у кого документов не было, забились поглубже под лавки, съежились там и перестали дышать.

У Леньки документы и деньги хранились в нагрудном кармане зеленой рубахи, которую ему когда-то перешила из солдатской гимнастерки Маруся. Когда подошла его очередь и кондуктор спросил: "А у тебя что?", он сунул руку в карман и сказал:

— Пожалуйста.

Но сразу же почувствовал, — словно рыбья кость встала у него поперек горла. В кармане ни денег, ни документов не было. Соскочив с лавки, он принялся рытье" в других карманах — карманы были пусты.

— Ну что же ты? — сказал кондуктор.

— Сейчас, сейчас, — бормотал Ленька. — Одну минуточку. У меня есть мандат... Мне Чека выдала...

Он рылся за пазухой, выворачивал рваные карманы штанов, тряс штанину нигде мандата не было. Только тут он вспомнил ночную сцену в бараке и понял, что деньги и документы у него украли. Губы у него затряслись. Он заплакал.

— Товарищи, — проговорил он сквозь слезы, — меня обокрали.

— Брось заливать, — сказал кондуктор. — Это тебя-то обокрали? Ты сам небось чистишь карманы — по первой категории...

На ближайшей станции Леньку высадили. Когда он выходил из вагона, вдогонку ему неслись насмешки, ругательства и издевательства. Особенно старалась женщина, которая угощала его яблоками и рыбой. Поезд уже тронулся, и Ленька стоял один на пустой платформе, а она все еще высовывалась из окна и хриплым от негодования голосом кричала:

— Паразит!.. Обманщик!.. Воблу жрет, а у самого документов нету...

Ленька показал ей кулак, присел на корточки у кипяточного бака и снова заплакал. В эту минуту он услышал у себя над головой грубый мальчишеский голос:

— Эй, плашкет! Чего сопли распустил?

Перед Ленькой стоял ободранный загорелый паренек — его одногодок или чуть побольше.

— Нашпокали? — сказал он.

Ленька перестал плакать, угрюмо посмотрел на паренька и сказал:

— Кого нашпокали? Никого не нашпокали.

— Высадили?

— Высадили, — сказал Ленька.

— Чего ж плакать? Балда! Ты чей — одесский?

— Петроградский, — сказал Ленька, все еще дичась и с любопытством разглядывая паренька. У того было грязное, шелудивое, перемазанное мазутом, но очень красивое белозубое лицо.

— Если ты петхогхадский, — сказал он, передразнивая Леньку, — то очень приятно. В Петрограде, говорят, на ходу подметки срезают. Это правда?

— Не слыхал. Не знаю, — ответил Ленька.

— Ты что — втыкаешь?

Ленька не понял, но сказал:

— Нет.

— Ну и дурак, если нет. Давай на сламу работать?

— На какую сламу?

— Ну, на пару. На бану майданы резать. Айда?

— Айда, — сказал Ленька, хотя и тут не понял, на каком бану и какие майданы ему предлагают резать. Почему-то ему показалось, что бан что что-то вроде баштана, а майдан — арбуз или тыква по-украински. Но очень скоро он понял, что речь идет не о тыквах и не об арбузах. Белозубый паренек, которого звали Аркашкой, несмотря на свои четырнадцать лет, был уже очень опытным железнодорожным вором. Он предложил Леньке войти с ним в компанию и воровать на вокзалах и в поездах вещи у пассажиров.

Леньку не бросило в жар от этого предложения. Нет, после всего, что с ним было, он уже не мог смотреть на воровство с тем презрением, которого оно заслуживает. Но, выслушав Аркашку, он, не задумываясь, сказал:

— Нет, к чегту.

И пошел.

— Фасон берешь? — крикнул ему вдогонку Аркашка. — Ну, что ж... пожалуйста... без тебя обойдемся...

Подошел поезд. Ленька вскочил на ходу на подножку, пробрался в вагон. На следующей станции его высадили, надавав пинков.

Приближался вечер, заморосил дождь. Станция была маленькая, зала для пассажиров при ней не было.

Ночевал Ленька в виадуке под железнодорожным полотном.

На следующий день утром он голодный сидел на скамеечке у станционного домика и думал: что ему делать? Ни денег, ни документов у него не было. Пойти в милицию? Проситься в детдом? Или на какую-нибудь новую "ферму"? Нет, нет, только не это...

Он уже начал жалеть, что отказался от предложения Аркашки, как вдруг услышал рядом с собой знакомый голос:

— Здорово, фрайер!

Позже Ленька со стыдом вспоминал, как он обрадовался, узнав белозубого Аркашку.

— Обедал? — спросил тот.

— Нет, — пробурчал Ленька.

— Завтракал?

— Нет.

— Значит, прямо ужинать собираешься?

Ленька угрюмо ухмыльнулся.

— Ну как, — втыкаем? — спросил Аркашка, присаживаясь возле него на лавочку.

Не было рядом с Ленькой сильной руки, которая бы могла поддержать его. Не было матери, не было Юрки, не было Василия Федоровича Кривцова...

Вокруг было пусто, опять моросил дождь.

— Ну, что ж... Втыкаем, — сказал Ленька, тряхнув головой.

...С первым же поездом они отправились "на гастроли", как говорил Аркашка. На станции Казачья Лопань Аркашка унес из-под самого носа зазевавшегося пассажира большой кожаный чемодан. В чемодане, который они открыли на пустыре за железнодорожными складами, оказались такие богатства, что Ленька рот разинул. Здесь лежало хорошее, тонкого полотна мужское белье, яркие галстуки, крахмальные воротнички, бритва, махровое полотенце, душистое мыло, бутылка вина, белая булка, английские консервы, шоколад, несколько лимонов — вещи, которых Ленька несколько лет и во сне не видел. На самом дне чемодана в коробке из-под зубного порошка были запрятаны маленькие дамские часы на золотой браслетке.

Даже у видавшего виды Аркашки глаза разбежались при виде этих богатств.

— Ничего, ничего, пофартило, — говорил он, лихорадочно роясь в чемодане. — У тебя рука легкая. Из тебя человек выйдет, Ленька! А?

Эта похвала не очень порадовала Леньку.

Он спросил: у кого Аркашка украл этот чемодан? Что это за человек, который в голодные военные годы ест белый хлеб, сардинки и лимоны?