Георг Борн - Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2
— Как? Вы приняли меня за короля?
— Ах, господин! Да вы взгляните на портрет и посмотрите в зеркало! Ведь одно и то же лицо!
Луи отскочил, сравнив себя с портретом… Это был вылитый он сам… Ему опять припомнился сон.
Прекрасная дама, — как выяснилось, — сама королева — делила корону между ним и тем, другим мальчиком… Как это объяснить?
В чем тут дело? Зачем его так отдаляют от всякого общества… отчего мсье Гри сказал, что он не сын старой Мариэтты?
В эту минуту вернулся шевалье Сен-Марс.
Он с ужасом увидел Луи, стоявшего перед портретами, которые теперь только заметил, — потом увидел, что хозяин, улыбаясь, поглядывает то на него, то на мальчика, и сразу понял все.
— Сравните мое лицо с портретом молодого короля, — сказал ему Луи, — найдете ли вы какую-нибудь разницу, шевалье?
— Что это за вопрос? — встревоженно спросил Сен-Марс.
В голове мальчика вдруг блеснула мысль, которая до тех пор никогда еще не приходила ему в голову.
— Знаете, рыцарь, — сказал он, — кто эта дама на портрете? Это королева! Ее я и видел тогда во сне, помните, я еще вам его рассказывал?
Сен-Марс понял, что трагедия наступила.
— Замечательное сходство… — сказал хозяин, — мне до сих пор кажется, что я имею честь принимать у себя нашего августейшего короля!
— Полноте глупости говорить! — воскликнул Сен-Марс, — король в Париже, а мы едем жить на остров Святой Маргариты!
— Не сердитесь, шевалье, ведь такое сходство хоть кого обманет!
— Вот вам деньги, мы уезжаем! — коротко ответил Сен-Марс.
Луи все еще стоял перед портретами.
— Мама Мариэтта, наверное, знала, в чем тут дело… Но ее уже нет на свете, — прошептал он.
Хозяин взял деньги, при этом он не переставал разглядывать мальчика.
Сен-Марс поспешно увел его.
— Я не сын рыцаря Раймонда, — сказал Луи, — я знаю теперь, что эта дама моя мать! Купите мне, пожалуйста, ее портрет!
— Выбрось из головы эти глупости, — коротко и резко сказал шевалье, — судно ждет нас. Пойдем!
Луи послушно пошел за ним, но мысль о том, что он видел свою мать, оставила в его душе неизгладимый след.
Взойдя с Сен-Марсом на судно, он стал тревожно ходить взад и вперед по палубе, не переставая, видимо, думать о случившемся.
Наблюдая за поведением Луи и обдумывая все происшедшее в гостинице, шевалье понял, что гром грянул: произошло то, о чем предостерегали официальные бумаги, полученные им из Парижа. Ему ничего не оставалось делать, как выполнить инструкции, не останавливаясь ни перед чем, принять самые жесткие меры для предотвращения уже реально надвинувшейся беды.
Через несколько часов суденышко причалило к маленькому острову Святой Маргариты.
Узнав о его прибытии, жители острова вышли встречать своего губернатора. Они торжественно сопровождали его до самого губернаторского дома, в котором должны были теперь жить Сен-Марс и Луи.
Тут же к нему явилась депутация, высказавшая надежду найти в нем доброго правителя, и он им обещал всегда и во всем отстаивать их права.
Относительно мальчика Сен-Марс принял решение, неслыханное по своей жестокости: чтобы никто больше не видел его лица, шевалье распорядился изготовить железную маску и надеть ее на отверженного королевского отпрыска.
Луи никогда не должен был ее снимать. Ему строжайше запрещалось покидать свои комнаты, находящиеся за комнатами губернатора… Одним словом, его сделали арестантом, чтобы уже ни у кого не было ни малейшей возможности перепутать его с правящим королем!
Сен-Марс же счел своей обязанностью взять на себя тяжелую миссию — стать строгим тюремщиком своего подопечного.
IX. МАГДАЛЕНА ГРИФФОН
— Как это случилось, мой друг, что герцог д'Эпернон вдруг так полюбил тебя в последние годы жизни? — спросил маркиз барона де Сент-Аманд, приехавшего с виконтом к нему в гости.
— Гм! Очень просто, — ответил, улыбаясь, Милон, — это случилось почти на глазах виконта. Как тебе известно, королева послала нас узнать о здоровье герцога. В то время, как мы были у него в спальне, с ним опять сделался приступ удушья. Пока виконт ходил за доктором и расправлялся с Жюлем Гри, бежавшим из тюрьмы, я оставался с герцогом наедине, оказывая ему помощь. Я отнес его на постель, ухаживал за ним, затем мы привели к нему Вильмайзанта, и за все это я приобрел его доверие и благодарность.
— У него был другой доктор?
— Да, но тот не мог больше помочь ему, — продолжал Милон. — Впрочем, и Вильмайзант говорит, что последний час герцога приближается ускоренными шагами, но однако же помог ему настолько, что он может даже вставать с постели.
— Вильмайзант славный доктор, — заметил маркиз.
— Он доказал это, подлечив герцога, — сказал Этьенн, — я слышал, герцог сегодня уже выезжает.
— После того дня он уже два раза за мной посылал, — сказал Милон, — давал мне кое-какие секретные поручения и остался очень доволен моими услугами. Это увеличило его доверие. Надо помочь старику… Ведь ему уже немного остается… Хотя он и не один раз проделывал с нами скверные штуки, но мы должны, как добрые христиане, простить ему это.
— Я с тобой согласен, — прибавил виконт. — Но ты хотел сообщить нам сегодня какую-то секретную новость?
Милон как будто смутился. Маркиз заметил это.
— Вижу, вижу! — сказал он со своей тонкой, милой улыбкой, — очень важное дело… Сердечная тайна…
— Угадал! — вскричал Милон, — я теперь на распутье, и вы первые узнаете, на что я решаюсь.
— Мы на это имеем некоторое право, — заметил Этьенн.
— Я долго обдумывал, боролся, и, наконец, решился на все, не думая о последствиях, — сказал Милон, — я хочу сделать предложение одной девушке, пусть даже из-за этого мне пришлось бы лишиться чести быть мушкетером королевы!
— Догадываюсь, о ком идет речь… — вполголоса сказал Этьенн.
— Вы все знаете молоденькую помощницу смотрителя королевского серебра, Жозефину, я люблю ее и решаюсь отбросить всякие предрассудки.
— Как! Ты хочешь жениться на дочери старого Пьера Гри? — спросил виконт.
Маркиз слушал, скрестив руки.
— Я люблю ее и не хочу из-за светских условностей жертвовать своей любовью. Жозефина хорошая, честная девушка… Почему бы мне не последовать голосу сердца? Напротив, я дурно поступлю, если позволю предрассудкам помешать моему счастью.
— Один вопрос, друг мой, — сказал маркиз, положив руку на плечо Милона, — вполне ли ты обдумал свой шаг? Взвесил ли все последствия его?
— Да!
— Да, а ты убежден в искренности сердца и любви девушки? — спросил маркиз.
— Да, да! — ответил Милон, — в ком-то другом могу сомневаться, но только не в Жозефине!