Пылающий берег (Горящий берег) - Смит Уилбур
А потом это случилось снова. Он почувствовал, что крепость и сила уходят, сник и сжался совершенно так же, как в ту страшную ночь более тридцати лет назад. Лежал на белом пуховике ее живота, убаюканный между полными, мощными бедрами, и жаждал умереть от стыда и никчемности. Ждал, что сейчас услышит издевательский смех и увидит презрение, зная, что на этот раз это уничтожит до конца. Но и убежать-то не мог, ибо сильные руки обхватили его, а бедра упругими тисками держали слабые ягодицы.
— Мевру, — выдохнул он. — Прости меня, потому что я никуда не гожусь и никогда не годился.
Анна опять засмеялась, этот смех звучал любовно и сочувственно.
— Ах ты, мой маленький, — прошептала она ему на ухо хлопотливым голосом, — давай-ка я тебе немножко помогу.
Гарри почувствовал, как рука, зажатая между их обнаженными телами, опускается вниз.
— Где тут мой щеночек? — Ее пальцы дотянулись, и он запаниковал. Стал вырываться и дергаться, однако она легко его удержала. От постоянного ручного труда пальцы были шершавыми, как наждачная бумага, но они щекотали и не отпускали, тиская и лаская, подбадривая довольным мурлыкающим голосом:
— Вот уже и большой мальчик. Какой большой мальчик!..
Гарри не мог больше сопротивляться. Каждый нерв и мускул в нем напряглись. Тело заныло и заболело, но пальцы продолжали ласкать и трогать, а в голосе появилась истома, которая усыпляла и успокаивала так, что оно расслабилось и словно освободилось из оков.
— Ах! Что это происходит с нашим подросшим мальчиком?
Неожиданно ее прикосновение наткнулось на твердое сопротивление, она засмеялась снова. Большие бедра отпустили его, медленно раздвинувшись.
— Тихонько, тихонько, — предостерегала она, потому что Гарри начал опять сопротивляться и дергаться. — Вот так! Да, вот так, так!
Анна руководила им, пытаясь помочь, а он отчаянно торопился.
Вдруг в ноздри ему ударил горячий запах ее собственного возбуждения, густой, восхитительный, ни с чем не сравнимый аромат, и новая мощная волна окатила его. В этот же миг он превратился в героя, в орла, бога-громовержца. Теперь был сильным, как бык, твердым, как гранит, и длинным, как меч.
— О, да! — выдохнула Анна. — Вот, вот так!
Его напор уже не встречал никакого сопротивления, он двинулся вперед и проник, скользя и утопая, в ее глубины и в тот чудесный жар, что куда жарче любого места, какие узнал за все годы своего существования. С неожиданной поспешностью и ожесточением она рванулась вверх, но повалилась под ним, как под кораблем, боровшимся с океанским штормом, и стала глухо стонать, подгоняя охрипшим, гортанным голосом, пока небо не обрушилось.
Он медленно возвращался издалека, а она держала его и поглаживала, разговаривая снова, как с ребенком:
— Ну вот, малыш. Все хорошо. Теперь все хорошо. Так оно и есть. Теперь все было хорошо.
Никогда раньше Гарри не чувствовал себя в такой безопасности и не испытывал такого глубокого, всепроникающего покоя. Прижал лицо к ее груди, растворившись в обильной плоти, и жаждал остаться в ней навечно.
Любовно поглядывая на Гарри, Анна убрала его редкие мягкие волосы со лба и ушей. В неярком свете костра вдруг заблестела розовая лысина на макушке, из-за чего в груди у Анны что-то сжалось. Гарри показался таким беззащитным, что ей немедленно захотелось его утешить. Вся нерастраченная любовь и тревога за Сантен перенеслись теперь на Гарри, потому что эта женщина была создана, чтобы отдавать свою верность, теплоту и преданность другим. Она стала укачивать его, как младенца, баюкая и тихонько напевая.
На рассвете Гарри обнаружил другое чудо. Выскользнув из лагеря и направившись к пляжу, он увидел, что путь для них открыт. Под влиянием прибывавшей луны океан готовился к большому весеннему отливу, его воды откатились, оставив под дюнами широкую полоску ровного, жесткого, мокрого песка.
Кинувшись обратно в лагерь, он помчался в палатку к капралу и вытащил того из-под теплого одеяла.
— Поднимайте немедленно людей, капрал! Я хочу, чтобы «форд» заправили бензином, загрузили всем необходимым, включая канистры с водой на четверых на три дня, и чтобы через пятнадцать минут все было готово к отъезду, ясно? А если так, то выполняйте приказ, а не стойте истуканом, вытаращившись на меня!
Повернулся и побежал к Анне, которая уже появилась из брезентовой палатки.
— Мевру, отлив! Мы сможем проехать.
— Я знала, что ты найдешь выход, минхерц!
— Мы отправимся на «форде» — ты, я и еще двое. Будем торопиться изо всех сил, пока не начнется прилив, а потом затащим машину повыше, но как только вода начнет снова отступать, поднажмем. Ты сумеешь собраться за пятнадцать минут? Нам надо хорошенько воспользоваться отливом.
И помчался от нее, приказывая на ходу:
— Давайте, капрал, шевелитесь и поторапливайте людей!
Едва Гарри исчез из виду, капрал, выкатив глаза, заворчал, да так, чтобы его могли услышать остальные:
— Что это нашло на нашу курицу?! Будь я трижды проклят, но он держится настоящим петухом!
Целых два часа они ехали, выжимая из «форда» максимальную скорость в сорок миль, пока песок был твердым и не проваливался. Когда он стал мягче, трое пассажиров, включая Анну, выпрыгнули из машины и продолжали ее катить, навалившись все вместе сзади. Потом, снова попав на твердое, они вскарабкались обратно и, присвистывая от возбуждения, помчались на север.
Но вскоре зашуршали волны, и Гарри пришлось выискивать подходящее местечко в дюнах, куда они закатили «форд», толкая его по сухому, сыпучему песку, пока машина не встала выше самой высокой отметки прилива.
Соорудив костер из плавника, заварили кофе и перекусили по-походному, стали ждать нового отлива, который освободил бы для них путь по пляжу. Трое мужчин растянулись в тени автомобиля, а Анна ушла вдоль приливной отметки. Время от времени она останавливалась, прикрывая глаза от блеска морской воды и песка, и беспокойно поглядывала на север.
Опершись на локоть, Гарри наблюдал за ней с таким безмерным обожанием и благодарностью, что у него перехватило дыхание.
«На закате жизни она вернула мне юность, которой я никогда не знал, и подарила мне любовь, которая также прошла мимо меня». Когда она добралась до следующей ниши в песке и исчезла за дюной, он не смог вынести этого и, вскочив на ноги, поспешил за ней.
Добежав до поворота, увидел Анну в четверти мили впереди себя. Она наклонилась над чем-то в начале пляжа, а потом выпрямилась и, заметив его, замахала обеими руками над головой и что-то закричала. Голос тонул в шуме прибоя, но ее волнение и нетерпение были столь очевидны, что он поспешил навстречу.
— Минхерц, — Анна бросилась к нему. — Я нашла…
Не договорив, схватила его за руку и потащила за собой.
— Посмотрите!
Она упала на колени возле какого-то предмета, который был почти полностью погружен в песок. Подступавшие волны прилива уже захлестывали его.
— Это кусок от лодки!
Гарри плюхнулся рядом, и они как сумасшедшие начали разбрасывать песок, судорожно пытаясь откопать разбитую деревяшку, покрытую белой краской.
— Да, это кусок обшивки от большой спасательной лодки.
Новая волна накатила на берег, обрызгав их до пояса. Убежавшая унесла раскопанный песок, и стало видно название, нанесенное черными буквами на разбитом белом корпусе.
«Протеа К.». Нескольких букв не хватало. Там, где пенистые волны бились об обшивку, краска отсырела и обсыпалась.
— «Протеа Касл», — прошептала Анна, стирая своими мокрыми юбками песок с букв.
— Вот и доказательство! — Она повернулась к Гарри лицом, и он увидел, что по ее обгоревшим щекам, не переставая, катятся слезы. — Доказательство, минхерц, доказательство того, что моя дорогая малютка добралась до берега и спаслась.
Теперь и Гарри, который, будто молодой жених, жаждал угодить Анне во всем и сам отчаянно хотел верить, что скоро увидит своего внука, могущего заменить ему Майкла, уставился на нее, открыв рот.
