Генри Хаггард - Клеопатра
– Не говори мне о сокровищах, Атуа. Куда я с ними пойду? Смогут ли они скрыть мой позор?
– Ах да, да! Здесь тебе нельзя оставаться. Если тебя найдут, ты умрешь страшной смертью – тебя задушат в вощеном мешке. Нет, я спрячу тебя. После погребальных церемоний в честь божественного Аменемхета мы с тобой сбежим отсюда и скроемся вдали от людских глаз, пока эти несчастья не забудутся. Ла-ла! Наш мир полон печали, и забот в нем больше, чем жуков в нильском иле. Идем же, Гармахис. Идем!
Глава III
О жизни того, кого прозвали ученым Олимпием, в гробнице Рамсеса близ Тапе, о советах, которые он давал Клеопатре, о послании Хармионы и о его возвращении в Александрию
Вот что случилось потом. Восемь дней меня скрывала старая женщина Атуа, пока тело божественного Аменемхета, моего отца, готовилось к погребению искусными бальзамировщиками. Когда они наконец закончили, я тайно выбрался из своего убежища, совершил приношения духу моего отца и, положив ему на грудь цветок лотоса, ушел, охваченный печалью. А на следующий день я с того места, где лежал затаившись, увидел жрецов храма Осириса и святилища Исиды, которые торжественно пронесли расписанный красками гроб отца на священное озеро и поставили его на погребальную солнечную ладью под навес. Потом они совершили символический ритуал суда над мертвым, провозгласили отца достойнейшим и справедливейшим из людей, а после положили его рядом с его женой, моей матерью, в глубокую усыпальницу, которую он высек для нее в скале недалеко от места, где покоится священный Осирис и где я, несмотря на мои преступления, надеюсь скоро лечь. Когда церемония была окончена и отца похоронили, а усыпальницу запечатали, мы с Атуа извлекли из тайной сокровищницы богатства отца, надежно их укрыли, и я, переодевшись паломником, поплыл вместе со старой женщиной Атуа по Нилу в Тапе[30]. В этом огромном городе я задержался, пока искал место, где мог надежно спрятаться и жить в уединении.
И такое место наконец нашлось. К северу от города, посреди раскаленной солнцем пустыни расположены бурые каменные утесы, и в этом неприступном безотрадном месте находятся выбитые в толще камня усыпальницы моих предков, божественных фараонов, которые приказывали высекать себе гробницы в толще скал. Они были так искусно скрыты, так хитро замаскированы, что к нашему времени местоположение большинства из них забыто. Однако есть и такие, которые ныне стоят открытыми, ибо проклятые персы и прочие грабители вскрыли их в поисках спрятанных сокровищ. Однажды ночью – ибо только по ночам я решался покидать свое тайное убежище, – когда небо начало сереть и рассвет только-только озарил вершины скал, я забрел в эту печальную долину смерти, подобной которой нет больше нигде в мире, и через какое-то время увидел скрытый среди огромных валунов вход в скрытую гробницу. Позже я узнал, что это было место захоронения божественного Рамсеса, третьего из фараонов, носивших это имя, который воссоединился с Осирисом еще в древности. В бледном утреннем свете, пробивающемся сквозь вход, я рассмотрел, что гробница была большой и что внутри она разделена на множество разных камер.
Следующей ночью, прихватив светильники, я вернулся сюда вместе с моей старой няней Атуа, которая стала преданно служить мне, как в те времена, когда я был еще беспомощным несмышленым младенцем. Мы исследовали огромную величественную гробницу, нашли наконец большой зал, где стоит гранитный саркофаг, в котором покоится мумия божественного Рамсеса, и увидели мистические тайные знаки, начертанные на стенах: змею, кусающую себя за хвост; Ра, покоящегося на скарабее; Ра, покоящегося в Нут; иероглифы в виде безголовых человечков и многие другие тайные символы. Я был посвящен в древние таинства и потому без труда понял значение этих символов. От длинного наклонного коридора отходило несколько камер, украшенных прекрасными настенными росписями и многими другими вещами. Под полом каждой из этих камер почивает тот, кому посвящены эти рисунки на стенах – известного мастера в своем искусстве или ремесле, который со своими помощниками жил при дворе божественного Рамсеса. На стенах последней камеры, с левой стороны, обращенной к залу с саркофагом, росписи особенно хороши, там изображены два слепых арфиста, играющие на своих изогнутых арфах перед богом Моу, а под плитами пола мирно почивают эти самые арфисты, которым уже никогда не держать арфу на этой земле. Здесь, в этом мрачном месте, в обители, где покоятся арфисты, в обществе мертвых я и поселился. Восемь долгих лет я провел там в покаянии, неся наказание за совершенные мной преступления и искупая свою страшную вину. Атуа, которая любила свет и хотела быть ближе к нему, поселилась в камере с изображением ладей, а это первая камера на правой стороне галереи, если смотреть в сторону зала с саркофагом Рамсеса.
Вот как протекала наша жизнь. Каждый второй день старая Атуа уходила в город и приносила оттуда воду и столько еды, сколько необходимо, чтобы поддержать жизнь в теле, а также изготовленные из жира свечи. На закате и на рассвете я выходил в долину и прогуливался там, чтобы не зачахнуть и не ослепнуть в кромешной темноте гробницы. Но остальное время дня и ночи, кроме тех часов, когда я поднимался на скалу наблюдать за движением звезд, я проводил в молитвах, раздумьях, размышлениях и сне, пока темная туча, свинцом давившая на мое сердце, не развеялась и я снова не приблизился к богам, хотя с Исидой, моей небесной матерью, мне не было дозволено разговаривать. Долгие размышления над всеми таинствами, к которым я имел ключ, сделали меня мудрым. Постоянное воздержание, молитвы и унылое одиночество иссушили мою плоть, но душевным взором я научился проникать в самую сущность явлений, и постепенно великое счастье благословенной Мудрости осенило меня, словно живительная утренняя роса.
Вскоре по городу пополз слух, что в страшной Долине Смерти во мраке гробниц обитает некий святой подвижник и великий ученый по имени Олимпий. И ко мне стали приходить больные люди, надеясь на то, что я их исцелю. Тогда я стал изучать целебные свойства трав и растений, в чем мне очень помогла Атуа, и со временем, благодаря ее наставлениям и собственным заключениям, достиг больших высот в искусстве врачевания и исцелил многих больных. Со временем моя слава расширилась еще больше, чем тогда, когда меня стали считать колдуном. Люди полагали, что я, пребывая в гробницах, общаюсь с душами умерших. И это правда, я действительно беседовал с ними, хотя мне и не позволено говорить об этом. Спустя некоторое время Атуа уже не нужно было ходить за едой и водой, потому что нам приносили все необходимое, даже больше, чем требовалось, потому что денег за свою помощь я не брал. Поначалу, опасаясь, что кто-нибудь в отшельнике Олимпии узнает пропавшего Гармахиса, я принимал посетителей только в гробнице, где было темно, но потом, узнав достоверно, что Гармахиса по всей стране считают погибшим, я стал врачевать больных у входа в гробницу, а еще занялся составлением гороскопов для знатных и богатых жителей. Моя слава, не переставая, росла и наконец ко мне стали приезжать люди даже из Мемфиса и Александрии, и от них я узнал, что Антоний на время оставил Клеопатру, и после того как умерла его жена Фульвия, женился на Октавии, сестре Октавиана. Узнал я и много другого от посещавших меня людей.
