Альбер Бланкэ - Война амазонок
– Вы не знаете моего лотарингца.
– И прекрасно. Это значит, что ключ от тайны у вас в руках.
– Так оно и есть.
– Хорошо, я дам вам бланк, на котором будут написаны только слова: «Обязуюсь доставить герцогу де-Бару» – и потом моя подпись и печать.
– Да будет так.
Новый кардинал подошел к письменному столу, с улыбкой написал обещанные слова и, оставив пробел в три строки, расписался. Кончив это, он зажег свечу и, наложив слой сургуча подле своего имени, припечатал гербовой печатью в кольце, которое носил на пальце.
– Довольны ли вы – спросил он у де-Бара, подавая ему обязательство.
– Вы – очаровательнейший человек, Гонди! С вами приятно вести дела, по крайней мере, вы-то не скряга.
– Конечно. Но именно это мое достоинство наименее ценится, – отвечал коадъютор, продолжая улыбаться.
Притворный нищий сложил бумагу и засунул ее за пазуху.
– Ну теперь скажите, что это за тайна?
– Тайна, объясняющая, почему герцогиня де-Монпансье оказывает сопротивление и не хочет быть женой короля.
– Верно, влюблена в кого-нибудь?
– Конечно.
– Не ждет ли она, когда овдовеет принц Кондэ, чтобы выйти за него?
– Нет, еще лучше.
– Так говорите же.
– Она любит Бофора.
Коадъютор покатился со смеху. Герцог с невозмутимым видом смотрел на него и только улыбался всем саркастическим выходкам величайшего скептика своего времени.
– Однако вы дерзкий лжец, герцог де-Бар, – сказал наконец Гонди в виде заключения. – Возвратите-ка мне бланк, если ваша тайна ограничивается этим открытием.
– Я удивляюсь тому, до какой степени людское безумие всегда увенчивается успехом, до какой степени оно ослепляет даже умнейших людей.
– А может быть, вы и правы, – отвечал Гонди, вдруг впадая в раздумье.
– Понимаете ли, Гонди, если бы я желал просто повредить Бофору, мне для этого стоило бы лишь предупредить об интриге герцога Орлеанского. Но я подумал, что подобное орудие в руках такого искусного мастера, как вы, наделает чудеса.
Коадъютор был поглощен размышлениями.
– А что, любезный друг, – вдруг спросил он, – как вы думаете, нет ли у Бофора какого обязательства?
Тут де-Бар рассказал, каким образом он подслушал эту государственную тайну, из чего, однако, Гонди не мог вывести никакого заключения, а де-Бар продолжал:
– Если об этом узнает герцог Орлеанский, он оттолкнет Бофора; если узнает Кондэ, он непременно разорвет отношения с Гастоном.
– Если Гастон узнает, то принцесса выйдет за короля.
– Что вы, Гонди! Как это можно! Ведь вы тогда погубите все партии фрондеров и бросите их связанными к ногам кардинала Мазарини.
Коадъютор не поднимал глаз, собираясь с мыслями. Замечание де-Бара осталось без ответа.
– Герцог, даю вам мое архиепископское благословение, – сказал наконец коадъютор, подтверждая слово делом. – Вы заслужили его, если хотите, я сейчас же заполню пробел вашими условиями.
– Это мы еще успеем, время терпит.
– Хорошо, и меня никто не гонит. Я не скажу, что сделаю из вашего секрета, вы все увидите сами.
– Я полагаюсь на вас, прощайте!
Притворный нищий спустился по узкой лестнице и, выйдя из дома, скоро очутился в преддверии храма Богоматери. Вдруг перед ним появился другой нищий – так внезапно, что казалось, вырос из земли.
– Гондрен! – воскликнул де-Бар, узнав его.
– Тише! Не произносите моего имени!
– Вечно ты боишься!
– Еще бы! Братец красотки Мансо рыскает по улицам точно призрак, всюду поспевает, я уверен, что это он меня разыскивает.
– Чего же ты боишься? Это добрый малый, который не в силах дойти до рукопашной.
– А кто его знает, нет ли позади него какого-нибудь носильщика или острого лезвия?
– Так чего же ты хочешь от меня?
– Хочу вам сказать, что вчера Ле-Мофф чуть было не убил Бофора.
– А ты веришь Ле-Моффу?
– Еще бы не верить.
– Ах ты простофиля! Ле-Мофф для нас пропащий человек. Он столько раз промахнулся, так часто выпускал из рук Бофора, что ему нельзя верить.
– Положим, что так. Но важно то, что народ хотел его растерзать и с неистовыми криками провожал до самой тюрьмы. Теперь ведется следствие.
– Ну так что же?
– А то, что он выдаст меня, покажет, что я его подкупил, а так как я нахожусь на службе у вашей светлости, то…
– А мне-то что за нужда?
– О! Ваша светлость, если вы это принимаете так спокойно, то мне и говорить нечего.
– Ты можешь спать как убитый.
– Вы не боитесь обличений?
– Я боюсь только прогневить моего короля, а правосудие никогда не покарает дворянина, получившего почетную рану на службе его величества и известного за самого верного и преданного слугу его первого министра.
– Вот и прекрасно: вы спокойны и я тоже.
– Теперь же, Гондрен, ты должен придумать средство, чтоб растолковать Маргарите, что если она хочет добровольно принять, как друга, того человека, который из любви к ней – понимаешь, из любви – завлек ее в замок Эвекмон, то ей будет возвращена маленькая сестра.
– Это не мудреная вещь.
– Если она откажет, скажи ей, что ей возвратят труп малютки.
– Она согласится.
– Сделай это, любезный, и твоя жизнь обеспечена.
– Сегодня же вечером все будет устроено. Я бегу.
– В добрый час, я люблю такое усердие. Беги, мой верный слуга, и Бог тебе да поможет.
Несколько секунд он смотрел вслед Гондрену, который вскоре скрылся в направлении Гревской площади, где горели великолепные фейерверки и все окрестности были блистательно иллюминованы.
Но Гондрен не сделал и десяти шагов, как вдруг выскочил какой-то человек и стал поперек дороги.
– Это что! – закричал мнимый нищий, пятясь назад.
– А вот что, злодей! – воскликнул Ренэ, схватив его за горло.
– Ренэ Мансо!
– Это я, проклятый! Говори, где малютка? – спросил он и, не давая ему опомниться, смял под себя.
– Выпусти меня, изверг! – зашипел Гондрен.
– Не выпущу, пока…
Но Ренэ не успел кончить, потому что Гондрену удалось вытащить кинжал и воткнуть его в грудь бедного юноши.
Ренэ вскрикнул и повалился навзничь, выпустив из рук Гондрена. Он упал на мостовую, сильно ударившись головой о камень.
Гондрен бросился бежать, но через несколько минут успокоился и тихо направился к ратуше, сверкающей огнями.
ГЛАВА X
Популярность
В древнем дворце купцов доброго города Парижа бал был в полном разгаре. Что называется, пир горой, потому что, во-первых об этикете не было и помину, а во-вторых, парламент в этот день назначил приговором цену за голову общего врага, ненавистного кардинала.
