Богдан Сушинский - Рыцари Дикого поля
Поднимаясь на возвышенность и не видя расположения противника, Владислав IV приказал дворянскому ополчению обогнуть небольшой лесок справа и зайти шведам в тыл. Если представится возможность, сразу же лишить их обоза.
Часть полка гусар он с тем же заданием отправил в обход с левого фланга. Всем остальным приказал готовиться к атаке.
— Но мы еще можем предложить им сдаться, — поспешил упредить его очередной приказ генерал Дюплесси. — Увидев такое подкрепление, они неминуемо задумаются над своей безрадостной судьбой…
Король даже не удостоил его ответом. Он торопился. Это чувствовалось: он рвался в бой. Ему необходимо было это сражение. Король жаждал его, как может жаждать только новоиспеченный лейтенантик, давно и неизлечимо мечтающий о славе полководца.
Поднявшись на холм, на котором еще совсем недавно держали совет генерал Дюплесси и его офицеры, король восхищенно окинул взором расположение польских и шведских войск. Оба генерала выстроили свои корпуса довольно бездарно. Ну не то чтобы уж совершенно не по военной науке… Но слишком уж устарело. Так позволительно было выстраивать полки во времена Грюнвальдской битвы, во времена Сигизмунда I Старого [28]. Когда не было такого количества огнестрельного оружия, не создавали валов и редутов.
— И долго вы так стоите, генерал Дюплесси?
— Они появились часа два назад.
— И с той поры выясняете, кто дольше простоит в строю на холодном ветру?
— Их появление было неожиданным. Мы считали, что шведы еще только высаживаются со своих кораблей, где-то там, неподалеку от Гданьска.
— Но теперь-то они здесь.
— Вам лучше отойти за гребень возвышенности. Вот-вот может начаться артиллерийская перестрелка, что всегда связано с риском.
— Я уйду отсюда, когда сочту необходимым, — резко парировал Владислав, но не потому, что его оскорбило вполне житейское предложение Дюплесси. Он вдруг почувствовал раздражение от того, что генерал говорил на дичайшей смеси польского и французского, что король счел неуважением обоих великих языков.
Тем временем шведы уже заметили появление королевского флага и решили, что к полякам подошло мощное подкрепление во главе с правителем. Такой чести они явно не ожидали.
У них еще было какое-то время. Они могли прикрыться повозками, попытаться насыпать хоть какой-то вал или же отойти к лесу, возвышавшемуся по ту сторону небольшой долины, где польской коннице развернуться будет трудновато. Но шведы стояли, словно завороженные. Еще не проигравшие сражения, но уже обреченные. Они знали, что их король здесь не появится и подкреплений им никто не пришлет. Но продолжали стоять — рослые, грозные воины, готовые умереть во имя короля и во славу своего оружия.
14
Тугай-бею было под пятьдесят. Еще довольно крепкий, моложавый, он принадлежал к когорте тех суровых людей, сама природа которых рассчитана на то, чтобы они всю жизнь сражались и повелевали. Не снисходя при этом до жалости ни к себе, ни к своим воинам или к врагам.
На казачий хутор-зимник, притаившийся в плавнях, на берегу небольшой, впадающей в Днепр речушки, мурза прибыл в сопровождении всего трех сотен воинов, составлявших его личную охрану, да с несколькими повозками, на которых были дары для полковника Хмельницкого и выкуп за сына.
— Это правда, что в вашей власти — освободить моего сына? — первое, о чем спросил Тугай-бей, как только они с полковником обменялись приветствиями, а его чамбулу сотник Савур определил место для лагеря в версте от хутора, вверх по течению.
— В моей.
— Как полковник реестра вы не принадлежите к запорожскому рыцарству.
— Можете считать, что он уже освобожден, — спокойно заверил его Хмельницкий. — Я действительно не принадлежу к запорожцам, но сумел договориться с ними, не выдавая кошевому того, что умудрился сохранить тайну Султан-Арзы, то есть что он ваш сын. Таким образом я тоже решил не подвергать его излишней опасности.
— И вам это удалось? — недоверчиво спросил Тугай-бей, входя вслед за Хмельницким в хуторскую хижину. Кибитки с дарами были поставлены во дворе этого пристанища, под охраной десятки татар и десятки казаков.
— Я выбрал четверых ваших аскеров, которые понадобились мне якобы для того, чтобы подготовить из них переводчиков и проводников. Одним из них, по «чистой случайности», оказался ваш сын.
Какое-то время Тугай-бей сидел у стола, закрыв лицо руками: то ли молился про себя, то ли просто по-отцовски радовался. Сейчас перед Хмельницким представал не грозный перекопский мурза, много лет наводивший ужас на всю степную Украину и селения Южной Подолии, но примчавшийся издалека, разуверившийся в своем счастье отец, готовый на все, лишь бы спасти сына.
«Он казался мне более черствым, — признал Хмельницкий. — Впрочем, эта его мягкотелость вряд ли распространяется дальше страха за жизнь сына».
— Где он сейчас? — наконец решился спросить Тугай-бей, открывая лицо. Его совершенно не удивляло, что Хмельницкий оттягивает встречу с Султаном-Арзы. Право поскорее увидеть сына тоже может стать предметом торга, мурза понимал это.
— На острове, неподалеку отсюда. В моей ставке.
— Он в безопасности? Вы уверены, что никто из казаков не решится отомстить ему… за всю ту ненависть, которая накопилась по отношению к отцу пленника?
— Так может сказать только очень мужественный человек, светлейший мурза. Поверьте, жизнь научила меня, бывшего пленника, два года проведшего невольником в Турции, уважать мужество и друзей, и врагов.
— Теперь я понимаю, почему вы так свободно говорите на языке моего народа. Мне бы не хотелось, чтобы отныне вы видели меня в стане своих врагов, полковник. — Короткая седоватая бородка окаймляла его крупное широкоскулое лицо, на котором ни слова, ни переживания не оставляли никаких следов. Точно так же, как не запечатлевались они и на лице Хмельницкого. Эти политики стоили друг друга.
— Мне тоже не хотелось бы этого, светлейший. Ваш сын находится в полной безопасности. Под охраной моего сына.
— Вашего сына. — переспросил Тутай-бей. — Для меня это большая честь.
— Моему всего лишь пятнадцать. Но… он уже воин, — улыбнулся полковник, заставив улыбнуться при этом и Тугай-бея. Воины, отцы воинов, они понимали чувства друг друга. — Все эти дни, пока мы ждали вашего приезда, Тимош обучал вашего сына украинскому языку, а Султан-Арзы учил моего фехтовать, стрелять из лука и арканить.
Они вновь сдержанно улыбнулись: сыновья слишком быстро перестают быть детьми.
