Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
– В лесу припрятаны, – пояснил Збигнев, – и немного оружия… Но, понимаешь, никак не думал я, что в женском монастыре столько сторожей окажется… Заштатная обитель, а охраняется, как какая-нибудь крепость!
– Есть что охранять, значит, – решил Сташек. – А о Каспере вестей нет? Жаль, ох, как жаль парня!.. Что же ты теперь думаешь делать?
– Вдвоем нам с Францем, понятно, не справиться, – вслух рассуждал Збигнев. – Но от того же Франца я узнал, что много беглых хлопов бродит по лесам… А что, если собрать таких людей десяток-другой? Денег, правда, сейчас у меня нет, но думаю, мой пан Суходольский на радостях, что я покончил с доминиканцами, из-под земли, а достанет для меня деньги…
– Деньги – это не так уж и важно, – в раздумье говорил Сташек. – Оружие, говоришь, у вас есть?.. Кони… Три коня маловато… Но это верно, что ты решил покончить с доминиканцами?
– И с доминиканцами, и с францисканцами, и с бенедиктинцами, и с кардиналами, и – простите уж, ваше преподобие отец Станислав, и с папой я решил покончить… Сейчас еду к отцу с повинной головой, а там посмотрим…
Подойдя к выходу, Сташек осторожно выглянул наружу, потом, прикрыв дверь, в задумчивости остановился у порога.
– Вот какое дело, Жердь, – произнес он нерешительно. – Может, я тебе и помогу вызволить панну Митту… Только… это правда, что ты покончил с монастырем и возвращаешься домой?
– А когда я врал кому? – отозвался Збигнев сердито.
И, видя, как гневно раздулись его ноздри, Сташек укоризненно покачал головой.
– Кротости христианской я что-то не вижу у вас, отец Збигнев! – сказал он, весело щурясь. – Дело, понимаешь, такое, что, если оно выплывет наружу, не я один – много людей может пострадать… Вчера только заходил ко мне Щука…
– Как! Генрих Адлер? А он не в Германии? – удивился Збигнев.
– Он из Германии… Ты и не узнаешь сейчас нашего простачка Щуку. Побродил по свету, набрался ума. Только все это нужно держать в самой строгой тайне! И в Германии простому люду житья не стало от попов, да панов, да королей или как там – маркграфов да графов. Про Мюнцера ты сдыхал что-нибудь?
Про Мюнцера Збигнев слыхал, но мельком. Этот, говорят, еще почище Лютера, о котором толковал Збигневу отец Флориан. Однако и отец Флориан не мог бы ему так хорошо объяснить, кто такой Мюнцер, как это сделал Сташек Когут.
– Видишь ли, – говорил он, прихлебывая пиво, – Щука явился сюда собирать здешних хлопов в отряды… Поляков, немцев… Отряды объединятся в тайный союз, наподобие «Башмака» или «Бедного Конрада» в Германии. Уже на сегодня у Щуки немало людей, а с каждым днем их прибавляется… Кое-где они начали громить монастыри и замки. На орденских землях за Щукой охотятся и дорого оценили его голову… Поначалу Генрих примкнул было к Лютеру, да потом разуверился в нем. Лютер только в первое время стоял за бедный люд. А сейчас он у богатых купцов и у дворянства на поводу ходит. Только слава, что он против папы восстал… Мюнцер – тот другой совсем. Он отрицает и католическую церковь и библию, проповедует, что не должно быть на свете ни попов, ни королей, ни панов, – слышите, пан Суходольский? Все должны быть равны перед богом и всем владеть сообща… А люди, повторяю, у Щуки есть и оружие… Так вот, на той неделе он должен быть у меня. Потолкуй с ним… А до той недели успеешь еще к своим съездить.
– По старой дружбе Щука авось не откажет в услуге даже шляхтичу, – добавил Жбан лукаво.
– Если при этом можно будет как следует разграбить монастырь, – в тон ему ответил Збигнев. – А мы с Францем там все ходы и выходы знаем!
Как ни мечтала пани Ангелина о переезде в столицу (ведь и она, и муж ее, и сынок Збигнев родились в самом Кракове), но пришлось им обосноваться в Гданьске. Тоже неплохой город, и народу тут много, и вельможи из Кракова наезжают, и моряки здесь, но это, пожалуй, уже и не так важно: из-за доченьки, из-за Вандзи, мечтала пани Суходольская о Кракове, а дочка уже, можно сказать, и пристроена…
Глаза старой пани налились слезами, и она, упав на колени перед большим распятием и сложив руки, с мольбою протянула их к господу.
Но что это? Почудилось ей, что ли? Нет, мать ошибиться не может, и, с трудом поднявшись с колен, старая дама бросилась в прихожую…
С волнением и даже опаской подходил Збигнев к родному дому.
«Эге, дела, видно, не так плохи, – подумал бакалавр. – Дом свежевыкрашен, над вторым этажом возведена галерея, на итальянский манер».
На стук открыл старый Юзеф. Долго вглядывался он в лицо долговязого и как будто нескладного ксендза или монаха и вдруг всплеснул руками:
– Пан Езус, матка бозка! Это же наш малютка Збышек! – и кинулся приложиться, по старой памяти, к руке своего паныча.
Збигнев растроганно притянул к себе Юзефа и крепко его расцеловал.
– Ну, как мать, сестра, отец?
– Хвала пресвятой деве, все живы и здоровы… Милостью божьей все хорошо, все в порядке.
А по лестнице уже спускалась невысокая полная женщина с карими, как у Збигнева, глазами.
– Сыночек! Збышек! – И мать, плача и смеясь, повисла у него на шее.
На шум начали сбегаться остальные обитатели дома.
– Збышек! Недаром ты мне снился уже две ночи! – закричала высокая стройная девушка и, подбежав, звонко расцеловала юношу в обе щеки.
Хлопнула дверь. Под тяжелыми шагами заходили половицы в сенях.
– Что за шум? – раздался густой бас хозяина дома. – Что такое?.. Приехал? Кто приехал?.. Збышек… Збигнев?
Расталкивая женщин и слуг, к растерянному, взъерошенному Збигневу подошел высокий, дородный пан Суходольский.
Обняв и поцеловав сына, он спросил с невеселой усмешкой:
– Ну, макушку выбрили?..[59] А? Надолго к нам?
«Навсегда», – хотел было сказать Збигнев, но вместо этого пробормотал:
– Ничего, зарастет… К черту эту тонзуру… Говорят, надо репейным маслом мазать…
– Эге, пане Збигнев, что я слышу? Или, может, меня слух обманывает?
– Нет, не обманывает, отец!
– Идем! – сказал пан Вацлав, пытливо и недоверчиво всматриваясь в сына. – Отдохнешь с дороги, тогда потолкуем.
В своей старой «детской» Збигнев переоделся, сменив монашескую одежду на светский шляхетский наряд.
– Ну, пани Суходольская, – сказал пан Вацлав, с удовольствием оглядывая сына, – как вам этот шляхтич нравится? Лучше, чем в поповской рясе, а? Ну, давайте же все за стол!
После обеда отец с сыном вышли из дому и неторопливо направились вдоль Длугой улицы.
Збигнев не таясь рассказал отцу обо всем, что произошло с ним и его товарищами после той чреватой последствиями новогодней пирушки. Об отцах доминиканцах, о патере Арнольде, о заточении в монастырь Митты, о своих планах. Последних новостей о Генрихе Адлере он отцу, понятно, не сообщил.
