Александр Дюма - Графиня де Шарни. Том 1
Лафайет поднял руку, прося слова, и был рад, что ему было позволено говорить.
— Ваше величество! Вот уже в другой раз за последние несколько минут вы намекаете на мнимую неволю — вы хотите заставить поверить в эту неволю ваших верных слуг, будто я и в самом деле держу вас взаперти. Ваше величество! Я спешу заверить вас в присутствии моего кузена, я готов, если понадобится, перед Парижем, перед Европой, перед целым светом повторить то, о чем написал вчера господину Мунье, который из провинции Дофине жалуется на заточение ваших величеств — вы свободны, ваше величество, и я испытываю лишь одно желание и даже готов умолять вас о том, чтобы вы сами доказали это: король — тем, что возобновит охоту и снова станет путешествовать, а вы, ваше величество, тем, что будете его сопровождать.
На губах королевы мелькнула неуверенная улыбка.
— Что же касается крестин бедного сиротки, который должен появиться на свет в печальное для него время, — королева, принявшая на себя обязанность быть его крестной матерью, сделала это по велению щедрого сердца, заставляющего уважать королеву и любить всех, кто ее окружает. Когда наступит день церемонии, королева выберет церковь по своему усмотрению; она отдаст соответствующие приказания, и согласно ее приказаниям все будет исполнено. А теперь, — с поклоном продолжал генерал, — я жду приказаний, если вашему величеству будет угодно удостоить меня ими сегодня.
— Сегодня, дорогой генерал, — молвила королева, — у меня к вам только одна просьба: если ваш кузен пробудет в Париже еще несколько дней, пригласите его явиться вместе с вами на один из вечеров у принцессы де Ламбаль. Вы знаете, что она принимает у себя и от своего, и от моего имени?
— А я, ваше величество, воспользуюсь этим приглашением от своего имени, и от имени своего кузена; если вы, ваше величество, и не видели меня там раньше, я прошу принять уверения в том, что вы сами забыли высказать желание видеть меня.
Королева вместо ответа поклонилась и улыбнулась.
Таким образом она их отпускала.
Каждый взял то, что ему причиталось: Лафайет — поклон, граф Луи — улыбку.
Они вышли пятясь, унося из этой встречи один — еще больше горечи, другой — еще более преданности.
Глава 2. КОРОЛЬ
За дверью апартаментов ее величества оба посетителя увидели ожидавшего их камердинера короля Франсуа Гю.
Король приказал передать г-ну де Лафайету, что он начал ради развлечения одно очень важное слесарное дело и теперь просит его подняться к нему в кузницу.
Первое, о чем позаботился Людовик XVI, прибыв в Тюильри, была кузница. Узнав о том, что этот предмет первой для него необходимости не был предусмотрен Екатериной Медичи и Филибером Делормом, он избрал для своих целей на третьем этаже, как раз над своей спальней, просторную мансарду с отдельным выходом и внутренней лестницей; эта мансарда и превратилась в слесарную мастерскую.
Несмотря на неотложные заботы, выпавшие на долю Людовика XVI за те пять недель, которые он прожил в Тюильри, он ни на минуту не забывал о своей кузнице. Кузница была его навязчивой идеей; он руководил ее оборудованием, он сам выбрал место для кузнечных мехов, печи, наковальни, верстака и тисков. И вот накануне кузница была готова; напильники круглые, плоские, треугольные, козьи ножки и зубила — все лежало на своих местах; молоты среднебойные, ручники и кувалды были развешаны на гвоздях; тиски параллельные, тиски с косыми губками и ручные тиски — все было под рукой. Людовик XVI не мог долее сдерживаться и с самого утра горячо взялся за работу; это было для него большим развлечением; в этом деле он мог бы превзойти всех, если бы, как уже доводилось видеть читателю, к большому сожалению мэтра Гамена, целая толпа бездельников вроде г-на Тюрго, г-на де Калона и г-на Неккера не отвлекала его от этого занятия разговорами не только о событиях во Франции, что в крайнем случае еще допускал мэтр Гамен, но, что казалось ему вовсе бесполезным, они обсуждали с королем положение дел в Брабанте, Австрии, Англии, Америке и Испании.
Теперь читателю должно быть понятно, почему, увлекшись работой, король Людовик XVI, вместо того чтобы спуститься к генералу де Лафайету, попросил генерала де Лафайета подняться к нему; быть может, памятуя о том, что недавно командующий Национальной гвардией имел возможность увидеть бессилие монарха, король теперь мечтал отыграться, показав себя во всем блеске в качестве слесаря?
Камердинер счел неуместным провести посетителей в королевскую кузницу через его личные покои по внутренней лестнице; генерал де Лафайет и граф Луи обошли коридорами королевские покои и поднялись по большой лестнице, что значительно удлинило их путь.
В результате этого отклонения от прямого курса у молодого графа Луи была возможность обо всем подумать.
Вот о чем он думал.
Как бы ни ликовал он в душе оттого, что королева оказала ему столь теплый прием, он не мог не заметить, что она его не ждала. Венценосная пленница, каковой она себя считала, ни одним намеком, ни единым жестом не дала ему понять, что знает о его секретной миссии; видимо, она отнюдь не рассчитывала на него как на избавителя от плена… Это в конце концов вполне совпадало с тем, что сказал Шарни о тайне, в которой король держит от всех, даже от королевы, цель возложенной на него миссии.
Как ни был счастлив граф Луи вновь увидеть королеву, ему было очевидно, что не с ней ему придется разгадывать принесенное им послание.
Ему предстояло теперь, во время приема у короля, не упустить ни слова, ни жеста и попытаться уловить только ему понятный знак, который указал бы ему на то, что Людовик XVI лучше г-на де Лафайета осведомлен о целях его путешествия в Париж.
На пороге кузницы камердинер обернулся и, так как он не знал имени графа де Буйе, спросил:
— Как прикажете доложить?
— Главнокомандующий Национальной гвардией, — отвечал Лафайет. — Я буду иметь честь сам представить этого господина его величеству.
— Его превосходительство главнокомандующий Национальной гвардией! — доложил камердинер. Король обернулся.
— Ага! — воскликнул он. — Это вы, господин де Лафайет? Прошу меня извинить за то, что я заставил вас сюда подниматься, однако как слесарь уверяю вас, что вы можете чувствовать себя в этой кузнице, как дома. Один угольщик говаривал моему предку Генриху Четвертому: «И угольщик в своем доме — хозяин». Так и я говорю теперь вам, генерал: «Вы — хозяин в доме слесаря, как и в доме короля».
Людовик XVI, как мог заметить читатель, начал разговор почти так же, как это сделала Мария-Антуанетта.
— Государь! — отвечал генерал де Лафайет. — При каких бы обстоятельствах мне ни приходилось иметь честь предстать перед королем, на каком бы этаже и в каком бы костюме он меня ни принимал, король всегда будет королем, а тот, кто в настоящую минуту пришел засвидетельствовать его величеству глубокое почтение, всегда будет его верноподданным я преданным слугой.
