Лучинушка - Ольга Дмитриевна Конаева
Стеша поняла, что спрашивать его о Марье Ивановне не имеет смысла. Оскорблённый вторжением в его владения посторонней бабы, он скорее проследил бы за пробегавшим мимо тараканом, чем на нею. Постояв в раздумье, она отправилась в ванную. Посреди неё стоял табурет с кастрюлей, в которой дымилось душистое варево, но Марьи Ивановны не было. Стеша постучалась в туалет, и, не дождавшись ответа, открыла дверь. Там тоже было пусто, и она вернулась на кухню. Повар перебирал баночки со специями и на её возвращение не реагировал. Ждать ответа на заданный ему вопрос – «где Марья Ивановна?» – пришлось довольно долго.
– Где Марья Ивановна? – почти закричала Стеша, намереваясь добиться ответа во что бы то не стало.
– Что? – повар окинул взглядом плиту, словно испугавшись, что у него что – то подгорело, помешал соус, и, успокоенный, не спеша повернулся к Стеше.
– Я спрашиваю, где Марья Ивановна?
– Кто?
– Марья Ивановна. Которая заваривала травы для ванной.
– А, эта… Не знаю, наверное, ушла. Она попросила меня отнести кастрюлю в ванную. А когда я вернулся её уже не было.
– Как ушла? – удивилась Стеша, – она не могла никуда уйти. Может что – то случилось? Ей никто не звонил?
Повар невозмутимо пожал плечами и, считая разговор исчерпанным, отвернулся к своим баночкам и кастрюлькам. Стеша быстро пробежалась по всему дому, поспрашивала Катюшу и Зиночку, занимавшихся уборкой в дальних комнатах, и, не получив вразумительного ответа, вернулась в гостиную.
Софья Николаевна и Сара Вульфовна попивали чаёк и рассуждали о влиянии полнолуния на состояние человеческого организма. Увлёкшись разговором, они не обратили на взволнованный вид Стеши никакого внимания. А она, не обнаружив никаких следов Марьи Ивановны, не на шутку встревожилась и отправилась во двор.
Как оказалось, и там ухода Марья Ивановны никто не заметил. Собаки сидели в вольерах, Петрович занимался обрезкой роз, калитка по случаю гостей была не заперта, и она вполне могла покинуть усадьбу, никому не сообщив о своём уходе. Стеша предположила, что она увидела в окно какого – то хорошо знакомого ей человека, вышла к нему, и, узнав нечто такое, чем она не успела или не посчитала нужным ни с кем – то делиться, поспешно ушла или уехала вместе с ним.
Вернувшись в дом, она прервала беседу Сары Вульфовны с Софьей Николаевной и объявила:
– Уважаемые дамы, обещанные процедуры на сегодня отменяются. У Марьи Ивановны случился какой – то форс- мажор, и она вынуждена была срочно уйти. Сара Вульфовна, мы обе просим у вас прощения.
– Что – то произошло? – забеспокоились дамы.
– Не знаю. Об этом она потом расскажет сама, если сочтёт нужным. Так что наша сегодняшняя программа меняется. Какие будут предложения?
– Ну и ладно, – сказала Сара Вульфовна, – я даже рада, что всё отменяется. Сегодня я чувствую себя неплохо, а на улице стоит прекрасная погода и тратить время на всякие припарки просто грех. Софья Николаевна, как вы смотрите на то, чтобы прогуляться к озеру?
– Я бы с удовольствием, но меня удивляет вопрос – куда так неожиданно исчезла наша Марья Ивановна. Поеду – ка я домой, зайду к ней, узнаю, может ей нужна помощь?
– Да – да – да, узнайте и позвоните нам, – сказала Стеша, – меня тоже волнует причина её внезапного ухода.
Прогулка к озеру принесла всем море положительных эмоций. Вечерний клёв был неплохим. За час Родька, имевший самый большой рыболовный опыт, натаскал с полведра карасей величиной с ладошку. Адам Викентьевич и Игнат своим уловом в несколько рыбёшек были тоже весьма довольны.
Сара Вульфовна подрёмывала под тихий плеск воды и шум листвы. Стеша сидела рядом на скамье и бездумно смотрела на лёгкую волну и качавшиеся камыши.
Вытащив очередного карася, старый ювелир испытал настоящий восторг.
– На что я потратил свою жизнь? – воскликнул он, забыв о своей обычной сдержанности,– ведь я до сей поры не поймал ни единой рыбёшки, ни разу не разжёг костра. Я не знаю, как отличить белый гриб от поганки, а среди птичьих голосов распознаю только воронье карканье да кукование кукушки, да и то потому, что её слишком явное «ку – ку» не смог бы разобрать только круглый дурак. Я никогда не ночевал в лесу, в шалаше. Почему я так поздно понял, какое это удовольствие? Получается, что Родька, это дитя природы, выросшее в глухом лесу, гораздо счастливее, чем я, имевший всё, о чём он не мог даже мечтать.
– Сын, завидуя этому несчастному, ты гневишь бога, наделившего тебя редким талантом делать вещи, подобные которым способны сделать очень и очень немногие люди? – возмутилась Сара Вульфовна, разбуженная его возгласом.
– Немногие люди? Да, немногие люди могут похвастать тем, что прожили жизнь, постоянно угождая ворам и подлецам.
– Всё равно тебе грех обижаться. Посмотри, какой у нас дом…
– Ах, мама, оставьте. Разве мы с вами были бы менее счастливы, живя в доме, который был бы в несколько раз меньше этого? Зачем нам столько комнат, если в большинстве из них мы почти не бываем?
– Почему же не бываем? – не сдавалась Сара Вульфовна, – я бываю в них довольно часто.
– Бываете, мама, но лишь затем, чтобы проверить, хорошо ли работают горничные, нет ли там пыли.
– Сынок, ты становишься брюзгой, хотя всё должно бы быть совсем наоборот. Мне казалось, что твой брак сделает тебя счастливым.
– Я очень счастлив мама, очень. Именно поэтому я понял, что пропустил в своей жизни слишком много мелочей, из которых состоит обычное человеческое счастье.
Домой вернулись, когда солнце клонилось к горизонту. Адам Викентьевич попросил, чтобы пойманная ими рыба была непременно зажарена к ужину. Родька потащил ведро с уловом на кухню, остальные расселись вокруг стола и стали обмениваться впечатлениями.
Адам Викентьевич, обычно старавшийся уединяться из – за головных болей, на этот раз игнорировать компанию не стал. Он сам достал из буфета бутылку коньяка и две крошечные рюмки и, подкатив к столу, устроился рядом с Игнатом. Как оказалось, их суждения о жизни во многом сходились и им было о чём поговорить.
– Не зря кто – то очень умный сказал – хочешь помочь человеку, не давай ему рыбу, а научи её ловить. – сказал Адам Викентьевич, наливая коньяк в крошечные рюмочки, – я никогда не
