Сергей Шведов - Золото императора
И, надо сказать, чутье не подвело старого Германа Амала. Баламбер действительно бросил на готов свой последний, как многие полагали, резерв. Но в этот раз гунны ударили во фланг, дабы спасти остатки угров, истребляемых готами Оттона Балта. Особой опасности эта атака ни для конников Оттона, ни для пехотинцев Витимира не представляла, и Придияр уже повернулся было к Германареху, дабы получить последнее напутствие, но как раз в это время за спиной его послышались панические крики. Гунны накатывали на пешую фалангу с тыла, и было их никак не менее двадцати тысяч человек. Трудно сказать, как и почему их прозевали дозорные, но готам их атака грозила большими неприятностями.
— Скачи к Бусу, — приказал Придияру Герман Амал, — и помоги ему остановить гуннов.
Под рукой у князя антов было достаточно сил, чтобы отразить внезапную атаку, но он почему-то не спешил разворачивать пехоту навстречу врагу. Более того, воины Буса вдруг неспешно двинулись с места, но отнюдь не навстречу гуннам. Пешие анты ударили по фаланге с тыла столь неожиданно, что готы даже не успели развернуться к ним лицом. Конные анты атаковали герулов и сарматов рекса Гула одновременно с пехотой. Придияр все это видел, но, к сожалению, ничем не мог помочь ни Гулу, ни готской фаланге. Его древинги лоб в лоб сошлись с гуннами и сумели-таки сдержать их порыв. Правда, силы были слишком неравными, гунны бека Буняка едва ли не в десять раз превосходили древингов числом. Смять конников Придияра гуннам не удалось, они просто обтекли древингов с флангов и ударили в спины готских пехотинцев. В этой суматохе Придияру показалось, что он узнал в одном из гуннских вождей княжича Белорева, но добраться до коварного анта ему не удалось. Дружина Придияра Гаста не могла спасти готскую пехоту от разгрома, фаланга была разорвана на несколько частей, и теперь пехотинцы, сражаясь каждый за себя, отчаянно пытались уцелеть в разбушевавшемся гуннском море. Придияр с остатками своей дружины попробовал пробиться к герулам рекса Гула, но был прижат к берегу превосходящими силами степняков. Выбор у древингов был невелик — либо умирать на песчаной косе, либо спасаться вплавь под градом стрел искусных лучников. До противоположного берега вместе с Придияром добрались только триста человек, все остальные полегли на поле битвы, равной которой в этих краях еще не видели.
Гуннам удалось не только разорвать фалангу на части, но и оттеснить готов от реки. Разрозненные остатки еще недавно столь грозного готского войска вынуждены были отступать на восток. Какое-то время гунны преследовали их, потом отстали. Герману Амалу, ошеломленному изменой антов и неожиданным поражением в выигранной, казалось бы, битве, все-таки удалось собрать уцелевших готов в кулак и навести подобие порядка в их рядах. Под рукой у верховного вождя осталось тридцать тысяч пехотинцев и пятнадцать тысяч конников. Но людям, пережившим страшное поражение, нужен был отдых, это понимали все вожди, собравшиеся на совет в чудом уцелевшем шатре Германареха.
— Надо уходить на север в земли русколанов, — высказал свое мнение Оттон Балт.
— А с чего ты взял, что князь Коловрат примет нас с распростертыми объятиями?! — рассердился рекс Гул.
— А что предлагаешь ты? — спросил аланский князь Гзак, родной брат убитого в Тане Омана.
— Я предлагаю заключить договор с Баламбером, — хмуро бросил Гул, кося злым глазом в сторону верховного вождя.
— Ты забываешься, рекс! — плеснул яростью в его сторону Германарех.
— Это ты забылся, Герман Амал, — вспыхнул Гул. — Не я, а ты рассорил нас с русколанами, не я, а ты ущемлял права антских, сарматских и скифских вождей. Не я, а ты принуждал готов отречься от наших богов, навязывая всем нам распятого Христа. Это ты, Герман, убил Прекрасную Ладу и тем самым бросил вызов Асгарду, обители наших богов. Великая Свитьод пала после того, как Один отвернулся от нас. А теперь ты предлагаешь нам умирать за то, чего нет и уже никогда не будет. Мы даже не можем принести жертвы своим богам, потому что ты изгнал из наших рядов дроттов. Так иди и моли своего Христа, Амал, чтобы он вернул нам наших сыновей и братьев и развеял в прах орду кагана Баламбера.
Даже не слова рекса Гула поразили Германареха, а угрюмое молчание вождей. Из двадцати человек, собравшихся в шатре, ни один не возвысил свой голос в защиту правителя Великой Готии. Впрочем, Готии уже не было… Герман Амал вдруг осознал это со всей остротой и с трудом сдержал стон, рвущийся из груди. Более полувека он провел в битвах и походах, расширяя границы Готии на север, восток и запад. Десятки племен покорились ему, признав величие готов и их верховного вождя. Неужели звезда Амалов закатилась? Ушла в небытие вместе с Витимиром, павшим в рядах фаланги от предательского удара антов. А ведь рекс Герман никогда не доверял князю Бусу. Так почему же он, в каком-то странном умопомрачении, поставил антов за спинами готов? Неужели это действительно была месть богов вождю-отступнику, о которой неоднократно предупреждал его дротт Агнульф?
— Давайте не будем ссориться, вожди, — примирительно заметил рекс Труан, старый седой воин, прошедший с Германарехом рука об руку едва ли не весь его жизненный путь. Их развела вера. Труан не отрекся от готских богов. В последние годы они с Амалом почти не виделись. А вот теперь он опять сидит по правую руку от верховного вождя и ждет от него разумного ответа.
— Я поручаю Оттону Балту переговоры с русколанами, — сказал Германарех, пряча от вождей воспаленные глаза. — А ты, рекс Гул, попробуй связаться с беками Баламбера. Возможно, нам удастся заключить мир на приемлемых условиях.
Стоять на месте было глупо, и, видимо, поэтому Германарех отдал приказ двигаться на восток. И только тут выяснилось, что к воинскому стану за минувшую ночь прибились тысячи не только готских, но и герулских семей со скотом и пожитками. Похоже, Баламбер не терял время зря, и его орда, вытеснившая готов из Крыма, теперь взялась за герулов, заселявших земли, граничившие с Боспорским царством. Таким образом гунны отрезали Германареху путь на юг, оставив ему только одну дорогу — на северо-восток.
— Твои земли далеко, рекс Оттон, — сказал вестготу Гул, оглядывая скопище повозок, забитых женщинами и детьми, — а мои здесь, под боком. Я всегда был верным союзником Германа Амала, памятуя о том, что готы и герулы родные братья, но сегодня я должен позаботиться о своем племени.
— Я тебя не сужу, рекс Гул, — спокойно отозвался Оттон. — Ты вправе сделать выбор и за себя, и за своих людей. Но сам я никогда не пойду на поклон к Баламберу и буду биться с гуннами до последнего вздоха. Балты склонили головы перед Амалами, но кланяться чужакам с востока я не намерен.
