Алексей Сергеев - Стерегущий
— Ваше превосходительство, — быстро появился в салоне флаг-офицер, — прибыл раненый капитан второго ранга Боссэ с «Решительного». Просит принять, пока он в состоянии держаться на ногах.
— Просите, просите, — воскликнул адмирал и, встав из-за стола, пошел навстречу командиру «Решительного».
Боссэ вели под руки двое матросов. Лицо его было смертельно бледно, он едва держался на ногах. Слабым, срывающимся голосом он доложил:
— Имел бой с японцами. Ранен в голову, оглох. «Стерегущий» дерется с неприятелем. Не менее шести вымпелов. Кажется, тонет… Там же поблизости эскадра Того…
Боссэ поник головой, замолчал и повис без сознания на руках у подхватившего его матроса.
— Распорядитесь, — бросил адмирал короткое, отрывистое приказание флаг-офицеру, — «Новику» и «Баяну» немедленно выйти в море на помощь «Стерегущему». На «Новике» остаюсь я сам… Благодарю за службу, — поклонился он Карцеву. — Беседу мы возобновим по возвращении «Новика»… Что у вас случилось на «Решительном»? — спросил адмирал у одного из матросов, приведших Боссэ.
Матрос вытянулся в струнку, покраснел. Ему никогда в жизни не приходилось говорить с адмиралом, и он забеспокоился. Но адмирал улыбнулся ему и просто сказал:
— Только поскорее говори. Видишь, мне на помощь «Стерегущему» торопиться надо.
Ободренный ласковым голосом Макарова, матрос, волнуясь, но все же складно рассказал, как «Решительный» на рассвете внезапно натолкнулся на японские миноносцы и крейсеры, шедшие, по-видимому, с уже заряженными орудиями. Неприятель немедленно открыл огонь, стреляя залпами. Первым же залпом на «Решительном» были повреждены паровые трубы, ранен командир. Вся машинная команда бросилась исправлять повреждения. Управлялись быстро. «Решительный» даже скорости не потерял. Так полным ходом и дошел до Порт-Артура.
— Ну, а «Стерегущий» что? — спросил адмирал.
— Не могу знать, ваше превосходительство, — смутился матрос.
— В «Стерегущего» японец тоже дюже палил, ваше превосходительство, — сказал второй матрос. — Сначала «Стерегущий» отстал от нас. Потом сам стал сильно стрелять и потопил японский миноносец. А тут японец опять его своей артиллерией накрыл, сбил зараз ему три трубы и флаг…
— Нет, зачем флаг? — перебил его первый матрос. — Флаг на месте остался.
— Так то на «Стерегущем» второй подняли. А первый в воду упал. Сам видел, — настаивал матрос. — Со вторым флагом «Стерегущий» и в атаку два раза ходил.
В дверях появился командир «Новика».
— Ваше превосходительство, «Новик» к выходу в море готов, — отрапортовал он, вытягиваясь по-строевому.
— Ну, спасибо, братцы, за службу, — сказал адмирал матросам, — спасибо за то, что сохранили «Решительный». Ну-с, Николай Оттович, будем двигаться, — повернулся адмирал к Эссену.
— Ваше превосходительство, разрешите доложить, — начал Эссен. — Из опросов экипажа «Решительного» выясняется, что на море сейчас едва ли не вся эскадра Того. Не сочли ли бы вы более удобным, в целях безопасности, перейти на бронированный «Баян», чем подвергать себя риску на небронированном «Новике»?
— Капитан! — вспыхнул Макаров. — Кто дал вам право давать мне подобные советы?
Разгневанный Макаров поднялся на мостик. Эссен сконфуженно следовал за ним, досадливо думая:
«Черт меня дернул за язык. Хочется деду быть храбрее меня, пусть будет».
Поглаживая свою густую бороду, адмирал задумчиво глядел на оставшуюся на внутреннем рейде густо дымившую эскадру, на сумрачную, неприветливую панораму Порт-Артура, как бы дрожавшую в задымленном воздухе.
«Как неожиданно и причудливо изменилась жизнь за какой-нибудь месяц! — подумал Макаров. — Ровно месяц тому назад был в Кронштадте, завтракал дома в семейной обстановке, собирался к Авелану, а вечером к Менделееву поздравить с семидесятилетием со дня рождения, и вот сейчас уже в Порт-Артуре… Воюем, идем выручать миноносец; свистит в ушах ветер, летят морские брызги, и маятник жизни отмеривает новые, неведомые часы. Какими-то они будут?»
Расторопный сигнальщик, сверкая в радостной улыбке белозубым ртом и поглядывая на адмирала преданными глазами, подал записку Верещагина. Художник просил разрешения подняться на мостик. Адмирал приказал просить.
— Жалуйте, жалуйте, Василий Васильевич, — приветствовал Макаров появление художника на мостике.
Верещагин, в меховом пальто и шапке, нес в руках большой альбом для рисования.
— Какое величие, какая красота! — восхищенно проговорил он, любуясь морским простором.
— Неправда ли? А вот мы, моряки, часто не замечаем этой красоты. Привыкли к ней, как к домашнему уюту, на который тоже не всегда обращаешь внимания. Впрочем, для моряка в море — значит, дома, — усмехнулся адмирал.
Они замолчали, думая каждый о своем.
Глазом художника оглядывал Верещагин морские просторы, по которым нес его «Новик». Вот они, моря-океаны, сказочные пути человечества, где люди, стремясь уйти от самих себя, ищут нового. Вот они, водные глади, спокойствие и бури, далекое и близкое, знакомое и неизведанное.
— «Нелюдимо наше море…», — шутливо, на мотив известного романса пропел Макаров и вдруг помрачнел. — Да, нелюдимо. А вот сейчас обогнем Ляотешань и, наверное, увидим обратное. — Неожиданно зычным голосом он крикнул вахтенному начальнику: — Посматривать на дальномере!
— Есть посматривать на дальномере! — отозвался вахтенный, и сейчас же лейтенант Порембский побежал взбираться на фок-марс, чтобы лично следить за горизонтом.
Глава 18
ПОСЛЕДНИЕ МИНУТЫ «СТЕРЕГУЩЕГО»
Японцы, убедившись, что на палубе «Стерегущего» не осталось ни одного русского, способного оказывать сопротивление, рассыпались по всем закоулкам миноносца.
С десяток их сунулось к двери кают-компании. После безуспешных попыток открыть ее говоривший по-русски унтер-офицер морской пехоты застучал в дверь прикладом и громко прокричал:
— Хэ! В каюте! Скоропоспешно сдавайтесь!
Слова эти Максименко с товарищами встретили буйными и резкими насмешками. Уверенность в торжестве над японцами поднимала и возбуждала людей. В них разрастался неукротимый задор. Обидные выкрики по адресу японцев становились хлестче и громче, насмешки резче и злее.
— Хэ! Скоропостижно кончайтесь! — крикнул Максименко, нацелившись в дверь снизу вверх.
— Тихон, не стреляй, — остановил его Батманов. — Больше чем двум сразу по лестнице не пройти. Тогда и возьмем их на мушку.
У самого порога послышались шаги. Кто-то сердито сбил топором расщепленную клепку двери, она со стуком упала на ступеньки. Потом сверху вслепую выстрелили несколько раз.
