И. Болгарин - Адъютант его превосходительства
Фролов прошел в коридор, следом за ним – неуверенной походкой Преображенский. Пока осматривали жилище Резникова, он бесшумной и почтительной тенью ходил за Фроловым, ожидая от того незамедлительного ответа на все смутившие его канцелярский покой вопросы. Собственно, и вопросов этих было немного: жив ли Резников? убит ли? и почему заинтересовались его сейфом? Он чувствовал, что присутствует при каких-то важных событиях, и это ему нравилось. Он пытался прочесть на лице Фролова хоть что-нибудь, но лицо у того было бесстрастно-каменным.
И тут Преображенский вдруг увидел в световом пятне нож и обрадованно закричал:
– Смотрите!
Но Фролов уже присел на корточки возле ножа и внимательно его осматривал. Нож был короткий с наискось спиленным острым лезвием, с рукояткой, обмотанной кожей, – обыкновенный сапожный нож. «Откуда он у Резникова дома? Почему на полу?» – мгновенно промелькнуло в мыслях у Фролова.
Чекист прежде всего должен замечать то, что ему непонятно. А здесь многое непонятно.
Сидя так, на корточках, Фролов взглянул на входную дверь и защелку замка. Попросил посветить ему. Преображенский поспешно поднес резниковскую лампу к двери. Дверь оказалась старой, сильно разбухшей. Фролов внимательно осмотрел замок, узкое отверстие для ключа, защелку. И сквозь зубы сдержанно хмыкнул, вынул чистый носовой платок из кармана и осторожно, боясь дотронуться до ножа, завернул его.
– Ну что ж, пошли! – недовольно сказал он сотрудникам. – Квартиру заприте и опечатайте.
Ему было ясно, что ничего особенного, никаких мелочей или следов он больше здесь не обнаружит.
– Простите. Вы думаете, это убийство? – тихим голосом спросил еще больше присмиревший Преображенский. Его поразил нож, с такой тщательностью завернутый в платок.
– Нет, я так не думаю, – сдержанно ответил Фролов.
– Но… этот нож… – еще более растерялся Преображенский, Фролов усмехнулся. Пожал плечами. И бесшумно шагнул в темень. За ним-с готовой поспешностью и Преображенский.
За то время, пока они находились на квартире Резникова, небо вызвездило. По всему Киеву в окнах сияли огни – город не мог заснуть, город не хотел спать.
Едва ли не около полуночи чекисты с Фроловым вернулись в штаб армии. Сазонов все так же недвижно сидел в кабинете – Резникова, возле сейфа.
Вызвали коменданта штаба, потом разыскали и привезли сонного слесаря, который больше часа угрюмо колдовал над сейфом. Наконец толстая, ленивая дверца с бесшумной тяжестью открылась. Внутри шкафа зияла пустота.
– Здесь ничего нет! – угрюмо сказал Фролов. Чекисты молчали – это в какой-то степени их провал. Басов и Преображенский растерянно переглянулись. «Батюшки-светы, да как же так? – было написано в глазах Преображенского, Басов тихо пробормотал:
– Да этого не может быть… Эт-то невозможно!.. Вчера вечером Василий Васильевич на моих глазах положил сюда карты Киевского укрепрайона и последние донесения с фронта. Это какая-то мистификация…
– Я тоже… тоже это видел, – подтвердил Преображенский и, не вытерпев, перегнулся через плечо Фролова и заглянул в сейф.
Сейф зиял черной равнодушной темнотой.
«… Несмотря на позднюю пору, Лацис спать не ложился, ждал Фролова. Надеялся на добрые вести. Но по виду Фролова, по усталой его походке понял, что произошло то, чего он боялся больше всего и к чему все-таки не хотел быть готовым. Щукин перехитрил его. Донесение Кольцова опоздало. Опоздало на сутки, а может, и того меньше… Время выиграло схватку…
– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – спросил Лацис, с трудом пряча свою огорченность.
Фролов сел в кресло, склонил голову и долго сидел так, молча. Затем стал тихо рассказывать:
– Судя по всему, дело было так… Около двух часов ночи Резников ушел из штаба. Его заместитель Басов говорит, что Резников в тот вечер был заметно взволнован, а за полночь стал почему-то торопиться. Сказал, что ему нездоровится, что придет завтра попозже, к заседанию Реввоенсовета. Это он, не любящий опаздывать!.. Ключ от его квартиры находился у соседки – она накануне убирала в его комнатах и ключ оставила у себя. Без ключа Резников попасть к себе в дом не мог.
– Но дверь, ты же сказал, была не заперта?
– Да. Он открыл ее вот этим ножом. – Фролов положил на стол перед Лацисом скошенный сапожный нож.
– Зачем ему это было нужно? Кадкой смысл открывать свою дверь ножом, если он мог зайти к соседке и взять ключ?
– Зайти к соседке – это значило потерять какое-то время. Он у соседки столовался и зачастую ужинал довольно поздно, иногда за полночь. За все хлопоты он платил… Если бы он пришел за ключом, соседка усадила бы его ужинать…
– Он мог бы и отказаться. Сослаться на отсутствие аппетита, на нездоровье, еще на что-то…
– Все это тоже требует времени. А он торопился – светает сейчас рано…
– Опрокинутый стул? Как он вписывается в твою версию?
Лацис нервно ходил по кабинету и изредка на ходу бросал свои вопросы.
– Резников не зажигал в комнате огня. Он зашел домой, чтобы переодеться…
– Не очень убедительно. В своей комнате, где я знаю, как расставлена мебель, я вряд ли свалю стул даже в полной темноте.
– Но он торопился. И нервничал. Ему необходимо было выйти из города в темноте… И он успел, он вышел из города еще до рассвета. Я отдал распоряжение Особым отделам всех фронтовых дивизий задержать его. Указал приметы. Где-то же он будет переходить линию фронта…
– Может быть… Может быть… – задумчиво расхаживая по кабинету, тихо говорил Лацис. – Василий Васильевич… Николай Николаевич…
– Что?
– Похоже!.. Очень похоже, что ты прав…
Купола Софийского собора на фоне ночного неба были иссиня-черными, они уже не отливали золотом, не сияли, – а тихо меркли, как угли в угасающем костре.
– Вызови Басова! – не оборачиваясь, попросил Лацис и, не дожидаясь ответа, добавил: – Пусть срочно зайдет ко мне!..
Басов словно ждал звонка Лациса и пришел довольно скоро. Остановился посредине кабинета, вопросительно смотрел на Лациса.
– Владимир Петрович. Предположим, что карты Киевского укрепрайона оказались у врага, – устало сказал Лацис. – Что можно предпринять, чтобы свести к минимуму урон от утечки этих сведений?.. Ну, скажем, передислокация войск?.. Перестройка оборонительных линий?..
Басов чуть снисходительно посмотрел на Лациса:
– Если говорить честно…
– Да-да, именно… честно!..
– Кардинально ничего нельзя изменить, к сожалению. Для перестройки всей оборонительной линии понадобился бы не один месяц, – доверительно сказал Басов. – Впрочем, некоторые мысли у меня по этому поводу есть, и я хотел бы их сегодня же… да-да, уже сегодня доложить Реввоенсовету… если… если, конечно, вы, так же как и я, думаете, что это предательство! – Он сделал нажим на последнем слове.
