Михаил Попов - Барбаросса
– Ты достаточно спрашивал, славный Салах Ахмед, теперь спрошу я.
– Спрашивай.
– Откуда ты прибыл и что тебе надо?
– Я прибыл из Орана.
– Ты бросил город на произвол судьбы?
– Я бросил его на произвол судьбы, когда судьба его была уже решена.
– На город напали испанцы?
– Испанцы и кабилы. Хитрость и предательство – вот два кинжала, которые пронзили грудь Орана.
Ширкух задумался. И одновременно приосанился. Если в прежнее время положение Салаха Ахмеда в пиратской империи Харуджа было заметно выше его собственного, то теперь все, пожалуй, изменилось. Кто теперь Салах Ахмед?
– Да, славный Ширкух, Оран нами потерян, но об этом знаем только я и ты.
– Об этом знают еще твои люди.
– Они будут молчать. Нужно немедленно созвать всех местных капитанов, сегодня же собрать все золото, которое можно собрать, пока никто на Джербе не узнал о происшедшем.
Ширкух уже и сам сообразил, что вести себя нужно именно так. Он просто взвешивал, достаточны ли будут усилия Салаха Ахмеда по спасению золота Харуджа, чтобы уберечь его шею от петли. Не удавить ли этого неудачника прямо сейчас? Зачем с ним делить славу удачливого сборщика? А вдруг Харудж не простит Ширкуху того, что тот взял на себя смелость судить того, кого судить дозволено лишь самому Харуджу?
– Что же ты медлишь, славный Ширкух?!
– Я не медлю. Сейчас я отправлю людей с известием, что жду всех капитанов в условленном месте. Твои люди перейдут на мою галеру.
– А меня ты прикажешь заковать в кандалы?
– Кто посмеет заковать в кандалы друга самого Краснобородого? – усмехнулся старый ливиец.
Дело было обстряпано лихо. Ширкух был убедителен в своих словах. Капитаны Джербы, если и почувствовали неладное, не решились говорить об этом вслух.
Посланец Харуджа раздумывал над тем, а не снизить ли ему хотя бы немного размер дани, дабы облегчить расставание с ней для здешних пиратов. Но потом решил этого не делать, это вызовет скорее подозрения, чем слезы благодарности.
Как только на борт галеры были доставлены ящики с деньгами и бочки с питьевой водой, Ширкух велел поднимать якорь.
– Представляю себе, какие они будут посылать проклятия тебе вслед, когда узнают причину твоей торопливости,– сказал Салах Ахмед, глядя на удаляющийся берег.
– На твоем месте я бы думал не об их будущем, а о своем,– не удержался от ядовитой реплики Ширкух. Теперь, когда головоломное дело было завершено, он почувствовал себя много увереннее.
Салах Ахмед нахмурился:
– Ты считаешь, что его гнев будет испепеляющим?
– Не мне судить о нем самом и о его гневе.
Галера как раз входила в узкую горловину бухты, перед тем как оказаться в открытом море. Салах Ахмед и Ширкух сидели в кормовой каюте одни, на низком столике перед ними стояло по чашке шербета. За кисейной занавесью стоял, расставив ноги и положив мощные руки на рукоять меча, широкоплечий бербер. С палубы доносились мерные удары барабана и ритмичные вскрики гребцов.
Салах Ахмед сделал большой глоток сладкого, пахучего напитка.
– Ты прав, славный Ширкух, ты прав, не нам судить Харуджа. Не родился еще такой человек, который будет его судить.
– Ты думаешь, Харуджа будет судить человек? – спросил ливиец и тоже отхлебнул.– А может быть, впереди его ожидает не суд?
– А что же еще, что же еще может ожидать в конце пути такого человека?
Глаза Ширкуха начали вылезать из орбит.
Салах Ахмед, наоборот, прищурился.
– Ты хочешь что-то сказать, славный Ширкух?
Ливиец почернел лицом и схватился руками за горло.
Посидел в такой позе несколько мгновений и отвалился на подушки.
– Эй! – позвал Салах Ахмед бербера-телохранителя. Тот откинул кисею, подбежал к лежащему навзничь хозяину и склонился над ним. Зря он это сделал. Салах Ахмед нанес ему удар в ухо коротким позолоченным стилетом.
Бербер беззвучно свалился на ливийца.
Салах Ахмед посмотрел сквозь кисею. Произошедшее внутри каюты, кажется, никем замечено не было. Значит, можно переходить ко второму этапу плана.
Он вышел наружу, спустился на нижнюю палубу. Там находились его люди. По поданному знаку они все разом кинулись наверх, вырывая оружие у зазевавшихся пиратов, полосуя их припрятанными в одежде ножами.
Неожиданность – великая сила.
Вскоре на палубе шла настоящая бойня, результатом которой, скорее всего, стала бы полная победа людей Салаха Ахмеда над остатками так ничего и не сообразившей охраны.
Если бы не Мартин де Варгас.
Стоило галере Ширкуха показать свой нос из гавани, как наперерез ей устремились сразу три галеры испанского капитана. Они специально караулили здесь.
Хуже всего ведут себя в неожиданной ситуации те, кто сам кому-то готовил неожиданность.
Увидев, что происходит, пираты побросали весла и сабли. Вид трех таранов, направленных в борт их корабля, парализовал волю. Салах Ахмед смотрел как зачарованный на эту неотразимую атаку и медленно расцарапывал ногтями свои впалые щеки. Только что он был на вершине успеха.
Только что!
С жутким хрустом таран испанской галеры проломил борт сарацинского корабля.
Засвистели стрелы.
Огненный горшок рухнул на палубу прямо перед ногами Салаха Ахмеда и взорвался.
Стоя на мостике и наблюдая за великолепной сценой неотразимой атаки, капитан шептал:
– Мартин де Варгас, ты не победишь.
Победный дух так же заразителен, как крик паникера. Генерал Куэльяр, кто бы мог подумать, совершил внезапный рейд к Тенесу и овладел им. И не путем длительной осады, и не с помощью подкупа.
Штурмом!
Это сделал ленивый, осмотрительный, нерешительный кабальеро Куэльяр. Надо думать, что король назначил его специально. С одной стороны, его величество как бы открывал военные действия, с другой – мог быть уверен, что, собственно, действий никаких и не будет. Но победный дух заразителен. Узнав о двух необыкновенных победах своего подчиненного, генерал сам возмечтал о величии. Благо, его солдаты и сержанты были по большей части людьми бывалыми, уже проверенными в североафриканских походах, поэтому ночной марш от Орана до Тенеса был проведен ими великолепно. Пираты и не подозревали, что им что-то может угрожать. Их не озаботило даже то, что кабилы из рода Аббас Дану уже не могли прикрывать подходы к городу со стороны пустыни.
Сытая городская жизнь в известном смысле развратила людей Харуджа. Куда девалась кровожадность и жажда деятельности, куда пропала тяга к приключениям и чужому добру! Морские дьяволы вполне довольствовались тем, что им давало обладание удобной гаванью, то есть, говоря просто, таможенным сбором. Когда они услыхали о нападении на Оран, они не поверили, когда им рассказали о захвате Джербы, они лишь укрепились в своем недоверии.
