Фрэнк Йерби - Сарацинский клинок
– Ты можешь доказать это, Пьетро? – вопросил он.
Пьетро был несколько удивлен тоном, которым император задал этот вопрос.
– Конечно, сир. Вашему величеству нужно только спросить любого из старых жителей Иеси. Мое рождение и обстоятельства, сопутствовавшие ему, занесены там в церковную книгу. Святые отцы посчитали это чем-то вроде чуда и записали день моего рождения и день, когда меня крестили. Я думаю, что я единственный ребенок в Иеси, день рождения которого записан в церковной книге, ведь обычно записывают только дату крещения.
Фридрих смотрел на Пьетро, лицо его побледнело.
– Вот, – резко сказал он, – причина того чувства, которое я испытывал к тебе почти с первого дня, как тебя встретил. Ты не должен выезжать из дома, Пьетро, – только в сопровождении моей охраны…
– Почему, сир? – удивился Пьетро.
– Как ты не понимаешь? Один и тот же день, одно и то же место, один и тот же час, под воздействием одних и тех же звезд! Это делает тебя моим вторым “я” – все, что случится с тобой, почти наверняка в тот же момент обрушится и на меня! Охраняя твою жизнь, Пьетро, мой духовный брат, я охраняю мою собственную!
Пьетро с трудом удержался от улыбки. Этот могущественный король, самый блистательный среди всех европейских монархов, человек, говорящий на семи языках и пишущий на девяти, владеющий всеми известными в мире науками, оказывается, жертва самых невежественных предрассудков. Но уже через мгновение его острый ум насторожился. Фридрих назвал его своим духовным братом. Что такое по сравнению с этим титул барона? Если Фридрих II, величайший король христианского мира, то он, Пьетро Донати, отныне второй по могуществу человек в Европе – не боящийся никого, не страшащийся потерять расположение императора, не подвластный самым могущественным вельможам Италии. Фридрих никому не позволит тронуть и волоса на его голове.
– Меня охватывает дрожь, – говорил Фридрих, – когда я думаю об опасностях, которым ты подвергался. Почему бы еще мы оказались вместе перед тем кабаном? И опасности, угрожавшие мне, повторялись в твоей жизни. Скажи мне, Пьетро, ты оказывался в плену и за тебя требовали выкуп?
– Да, сир, – ответил Пьетро.
– Это как меня держал Дипольд Швейнспоунт! Это последнее звено. Все остальное о тебе я знаю. При каких обстоятельствах это случилось?
Пьетро рассказал.
– Тебе следует жениться, – заявил Фридрих, когда Пьетро закончил свое повествование. – У меня есть сын, и это ломает схему…
– Люди говорят, – улыбнулся Пьетро, – что у вас, сир, двое сыновей.
– Верно. Второй сын – Энцио, которого родила знатная германская дама. Странно, что он наречен тем же именем, какое носит твой злейший враг. Ты понимаешь, Пьетро? Повсюду эта связь! В именах, в событиях – ты должен жениться.
– Почему, мой господин?
– Потому что пока у тебя не будет сыновей, злая судьба может постигнуть моих. Но я не могу нарушить мои законы и отнять жену у человека, чтобы отдать ее тебе, как бы ты ее ни любил…
– Я… я больше не хочу ее, – прошептал Пьетро.
– Хорошо… но почему? Твоя любовь так быстро остыла?
– Нет. Но там есть ребенок. Даже если она станет вдовой после естественной смерти мужа, неужели вы думаете, что я смогу выносить вид мальчика, повторяющего облик человека, которого я ненавижу? Однако я не могу причинить вред ребенку. Ваше Величество, ведь любовь – чувство собственническое, ревнивое. Воспоминание о физической близости с тем, кого я презираю, будет как клеймо на ее лбу…
– Я понял. Тогда я сам найду тебе невесту.
Пьетро глянул на императора. Фридрих способен на
такое, Пьетро знал это. При своем непомерном высокомерии он не задумается привести за руку какую-нибудь девушку и сказать совершенно спокойно, не представляя себе, что кто-то может ему возразить: “Пьетро, вот твоя невеста”.
И эта девушка будет прекрасна. Фридрих – отличный знаток женской красоты. Но все равно она окажется подарком – неким предметом, не способным возродить к жизни сердце мертвое для всех, кроме…
Он не завершил мысли. Это не было больше правдой. Давно уже не было.
– Я знаю, какой тип женщин тебе нравится, – хихикнул Фридрих. – Тот же тип, который нравится и мне. Высокие, стройные блондинки, которые выглядят ледяными, но под этим снежным покровом кипит адский огонь! О да, Пьетро, мы с тобой дети Козлиной звезды. Нами управляет созвездие Козерога – Сатурн был в зените, когда мы родились. Мы рождены под знаком Сатурна, и мы похожи друг на друга: могучее честолюбие, дьявольская хитрость – н разрушающие все страсти. Дай-ка мне подумать.
– Сир, – поспешно вставил Пьетро, – если вы разрешите, я могу назвать такую женщину. Но не девушку – молодую вдову… Однако я прошу Ваше Величество не торопить события до тех пор, пока я не получу титул барона. Она самая гордая дама на земле. Каждый раз, когда я вижу ее, она откровенно или скрыто пренебрегает мной, всегда по причине моего низкого происхождения. Однако теперь, я думаю, ее презрение поуменьшится…
– Ее имя? – потребовал Фридрих.
– Не могу ли я, – сказал Пьетро, – пока сохранить его в секрете, даже от вас, мой господин?
– Нет, – загремел Фридрих. – Все, что ты, Пьетро, делаешь, касается меня. Это дело нужно завершить безотлагательно. Называй ее имя!
Пьетро смотрел в сторону, и в глазах его была грусть.
– Ее имя, – прошептал он, – Элайн. Элайн Синискола.
– Синискола! – повторил Фридрих.
– Да, сир. Она кузина этой семьи. Как и в вас, сир, в ней половина германской крови, она белокурая. Неким странным образом я любил ее почти всю жизнь. Я сказал “странным образом”, ибо, возможно, я вообще не любил ее. Может ли мужчина – разумный мужчина – любить женщину, которую видел всего пять раз за всю жизнь? Женщину, которая вдобавок оскорбляла его самыми жестокими словами во время трех из этих пяти встреч…
– А в двух остальных случаях? – спросил Фридрих.
– В одном случае, – прошептал Пьетро, – она спасла мне жизнь, потому что раскаялась в том, что предала меня в руки своего кузена. А последний раз, год назад, она вежливо посадила меня за стол вместе с собой как почетного гостя, говорила мне добрые слова и пожелала мне благополучного путешествия.
– Она полюбила тебя, – сказал Фридрих. – Это совершенно ясно.
– Нет, сир. Ее вежливость была слишком холодна, слишком безразлична. Женщина не смотрит на мужчину, которого любит, так, как смотрела на меня тогда Элайн…
– И тем не менее ты любишь эту дочь твоих врагов?
– Я не знаю, сир, – честно признался Пьетро. – Скажем так: из всех молодых женщин на земле, за исключением одной, которая теперь потеряна для меня, я полагаю, что смогу полюбить Элайн…
