Пылающий берег (Горящий берег) - Смит Уилбур
Викенгэм обеспечил их также четырьмя грузовиками типа «Остин», каждый из которых мог перевозить полтонны снаряжения. На пятой машине, которую армейские инженеры модифицировали в железнодорожных мастерских, установили стальной бак для воды вместимостью пятьсот галлонов [133] . К каждой машине были прикомандированы капрал, он же водитель, и его помощник.
В силу того, что Анна напрочь отвергла любые отговоры Гарри и весьма прямолинейно проехалась насчет практических навыков инженеров и механиков, а также военных экспертов, конвой был готов покинуть столицу уже через тридцать шесть часов после ее прибытия в Виндхук. И было это на четырнадцатые сутки с того момента, как немцы торпедировали «Протеа Касл».
В четыре часа утра они с грохотом выехали из спящего городка: грузовики были доверху заполнены различным оборудованием и запасами топлива, а пассажиры, набившись в кабинах, прижимались друг к другу, обдуваемые холодным воздухом с нагорья. Двинулись по дороге, изъезженной тяжелыми фургонами и повозками, которая тянулась вдоль неширокого и ровного железнодорожного полотна, чтобы попасть в местечко Свакопмунд на побережье в двухстах милях отсюда.
Окованные сталью колеса фургонов проложили в земле такие глубокие колеи, что резиновые шины грузовиков тяжело буксовали, за исключением тех каменистых участков, где усыпанная булыжниками и утрамбованная двойная колея больше походила на высохшее русло горного потока, чем на обычную дорогу. Но и здесь двигались медленно и осторожно: от жуткой тряски по рытвинам машины часто выходили из строя и конвой был вынужден то и дело останавливаться, чтобы заменить проколотую шину или поменять лопнувшую рессору. И все это происходило на дороге, протяженностью в четыре тысячи футов, непрерывно спускавшейся под откос, на этом пути, отнявшем у них четырнадцать часов, можно было легко сломать себе шею.
В конце концов выбрались на плоскую, поросшую редким сухим кустарником прибрежную равнину. Машины понеслись вперед на скорости двадцать миль в час, оставляя позади себя длинный клубящийся столб пыли грязно-коричневого цвета, похожий на дым костра какого-нибудь бродяги.
Свакопмунд до крайности поразил их: показалось, что сюда, в южно-африканскую пустыню, перенеслась часть немецкой Баварии, красоту которой завершали причудливо разросшийся местный Шварцельд и пирс, выдававшийся далеко в зеленый океан.
Был полдень воскресенья, когда кавалькада пыльных машин покатила по главной вымощенной улице Свакопмунда. В городском саду играл немецкий духовой оркестр: все музыканты были одеты в зеленые кожаные гетры и альпийские шапочки. Увидев, что конвой остановился перед гостиницей через дорогу, они сбились с темпа, перестали играть и в оцепенении смотрели на прибывших. Да, было отчего затрепетать: на стенах здания до сих пор оставались следы английской шрапнели.
После пыли и жары многочасового перехода через пустыню местное пиво «Пилснер», которое готовил мастер из Мюнхена, показалось чем-то вроде воскрешения в Валгалле.
— Организуй-ка им хороший отдых, хозяин, — приказал Гарри, упиваясь вновь обретенным чувством мужского братства и неимоверной радостью оттого, что удалось успешно провести конвой через горы.
С готовностью подперев животами длинную стойку бара, мужчины подняли пивные кружки и уже не отрывались от них, хитро улыбаясь и не обращая никакого внимания на то, что пыль с их лиц, похожих на грязные маски, смешивалась с пивом.
— Минхерц! — едва ополоснувшись после дороги, в дверях салуна появилась Анна. Она стояла, прибоченившись, уперев в бока полные натруженные руки, потемневшее от солнца и ветра лицо исполнилось неподдельного гнева. — Минхерц, мы попусту тратим время!
Гарри незамедлительно обрушился на своих мужчин:
— Давайте, парни, у нас полно работы. Хватит отдыхать.
К этому моменту уже ни у кого не осталось никаких сомнений относительно того, кто по-настоящему руководит экспедицией. Глотнув напоследок пива, мужчины гуськом потянулись на солнце, стыдливо утирая пену с губ и не смея встретиться взглядом с Анной, когда бочком пробирались мимо.
За время, что заправлялись топливом, заполняли водой баки, перепаковывали груз, разболтавшийся во время перехода, а также производили ремонт автомобилей, Гарри навел справки в полиции.
Сержант был заранее предупрежден о его прибытии.
— Извините, полковник, мы ждали вас не раньше, чем через три-четыре дня. Если бы я знал… — Ему не терпелось выразить свою готовность помочь. — К сожалению, земли там, дальше, не знает никто. — Выглянув из окна и посмотрев на север, сержант невольно вздрогнул. — Однако у меня есть человек, который мог бы, пожалуй, послужить вам проводником.
Сняв с крючка на стене позади стола связку ключей, он повел Гарри к тюремным камерам.
— Эй, ты, swart donder, — черномазый мерзавец! — гаркнул он, отпирая одну из дверей. Гарри заморгал от растерянности, когда тот, кого для него выбрали в проводники, вышел, шаркая ногами, из камеры и угрюмо оглядел их исподлобья.
Это был темнокожий готтентот с типичной внешностью злодея, на лице мрачно сверкал один-единственный глаз — второй закрыт кожаной повязкой. От заключенного несло, как от козла.
— Этот тип знает те края. Еще бы ему не знать, — ухмыльнулся сержант. — Именно там он занимался браконьерством, добывая слоновую и носорожью кость, за что и загремит на каторгу на пять лет, разве не так, Кали Пит?
Кали Пит стянул с глаза кожаный лоскут и неторопливо искал насекомых в волосах у себя на груди.
— Если он поработает для вас хорошо и вы останетесь им довольны, то, возможно, отделается всего двумя или тремя годами, ворочая камни, — пояснял сержант, в то время как Кали Пит нашел что-то в волосах и раздавил ногтями.
— А если я буду им недоволен? — спросил, помявшись, Гарри. Слово «kali» на свагили означало «плохой» или «злой», а потому не внушало никакого доверия.
— Ну, — вдруг повеселев, проговорил сержант, — тогда даже не думайте о том, чтобы тащить его обратно с собой. Просто пристрелите и закопайте там, где никакая собака его не сыщет.
Выражение лица у Кали Пита изменилось, как по мановению волшебной палочки.
— Хороший господин, — заскулил он на африкаанс, — я знаю там каждое дерево, каждый камень и каждую песчинку и буду вам верным псом.
Анна ждала Гарри, уже сидя на заднем сиденье «форда».
— Куда это вы запропастились? — требовательным тоном заговорила она. — Уже шестнадцать дней моя девочка одна-одинешенька находится там, в дикой пустыне!
— Капрал, — обратился Гарри к старшему военному чину, перепоручая ему Кали Пита, — если этот тип попытается сбежать, — Гарри не очень удачно попробовал напустить на себя злодейский вид, — пристрелите его на месте.
Когда последние побеленные здания с красными черепичными крышами остались позади, водитель автомобиля тихонько рыгнул и облизнул губы, с мечтательной улыбкой вспоминая вкус пива.
— Радуйтесь, пока есть возможность, — снисходительно пробормотал Гарри, — потом долго не придется держать кружечку.
Дорога бежала вдоль кромки пляжа, по левую руку зеленые волны прибоя, пенясь и вскипая, кудрявыми барашками накатывались на мягкий желтый песок, а впереди простиралась безликая, наводящая тоску прибрежная полоса, окутанная белесой морской дымкой.
Раньше этой дорогой пользовались сборщики келпы, пускавшие крупные водоросли, выброшенные на берег, на удобрения, но по мере того, как конвой продвигался все дальше на север, исхоженная колея становилась менее отчетливой, пока наконец; не пропала совсем.
— Что впереди? — требовательным голосом спросил Гарри у Кали Пита, которого привели к нему из замыкавшего колонну грузовика.
— Ничего, — ответил Кали Пит, и Кортни вдруг с неясной тревогой ощутил, что за этим обычным словом скрывается настоящая угроза.
— Значит, начиная отсюда, мы проложим собственную дорогу, — проговорил он с уверенностью, которой вовсе не чувствовал.
На то, чтобы преодолеть следующие сорок миль пути, ушло четверо суток.
