Заблудшие - Алексей Супруненко
— Что видишь? — поинтересовался Игнатов, загоняя патроны в пустую обойму.
— Мечутся какие-то люди. Видел две повозки. На атаку не похоже. Они бегут даже не в нашу сторону, — комментировал увиденное Григорий.
— А, что за звуки? — встал рядом с ним Федор, и внимательно прислушался.
— Это колокол, — идентифицировал непонятный звук Игнатов.
— Колокол ночью? — недоверчиво произнес Антанас.
— Зачем им ночью звонить?
— Это сигнал, — словно знаток прокомментировал происходящее Гриша.
— О хороших событиях среди ночи не предупреждают. Значит, пришла беда. Гул исходит издалека. В том направлении, если мне не изменяет память, находится село Ляды, — словно местный житель рассказывал Чижов.
— Не иначе на село напали, — сделал он вывод.
— Еще один, — отметил Игнатов изменение звуков.
— Теперь в другой стороне.
— Не к добру это все, — заволновался Чижов. Парни из шуцманшафта вспомнили недавнее нападение Украинской Повстанческой армии на польские села. Похоже ситуация повторялась. За стенами усадьбы засуетились вооруженные люди. Так продолжалось около получаса, затем к имению Мицкевича направилась группа людей во главе с новым старостой. Ему навстречу вышел Жукаускас. Их разговор состоялся под окнами здания и полицейские все прекрасно слышали.
— Что-то случилось? — не стал притворяться неосведомленным о ночных движениях в селе фельдфебель.
— На Ляды и Ужаны напали ОУНовцы, — сообщил нехорошую весть Дроздовский. Гришка вспомнил, что в Ужанах живет мать Стефании, с которой он так и не познакомился.
— Я думаю, это коснется и нас, — продолжал поляк.
— Значит, добровольцев в Германию не будет? — не совсем понимал степень опасности Антанас.
— Какие добровольцы? Националисты вырезают всех жителей сел, до последнего младенца, — возмущенно произнес Станислав Дроздовский. Теперь до фельдфебеля начало доходить.
— Вы власть и должны остановить эти преступления, — потребовал староста.
— Каким образом? — не понимал литовец. Вступать в открытый бой с националистами в его планы не входило. Где они? Сколько их? Как вооружены? Да и что, по сути, он мог сделать с этой горсткой шуцманов?
— У нас есть отряд самообороны, но оружия маловато. Ваши сорок стволов помехой не станут. Помогите нам отстоять Гуту, — попросил староста.
— Вступить в бой с превосходящими силами противника? Положить своих бойцов? Такого приказа у меня не было, — не был настроен на активные боевые действия фельдфебель.
— Но вы же власть или не власть? — начинал сердиться поляк.
— Власть, но вступать в бой, у меня приказа нет, — стоял на своем Жукаускас.
— Тогда я буду вынужден разоружить ваш отряд и так отправить из села. У вас два варианта, помочь нам или оставив оружие уйти — пригрозил Дроздовский.
— Это чревато последствиями, — возмутился литовец.
— У меня другого выбора нет. Даю вам полчаса на раздумья, — объявил ультиматум полицейским староста. Фельдфебель вернулся к подчиненным.
— Слышали? Что будем делать? — хотел он услышать мнение шуцманов.
— Я за поляков здесь подыхать не собираюсь, — сразу же заявил Зленко.
— Ну да. Со своими ты воевать не станешь, — едко заметил Григорий.
— Антанас, ты сам видел, что в селе польская армия Краева. Выходит, что мы станем защищать этих парней? Они вне закона, — вел диалог обер ефрейтор.
— Бандеровцы тоже вне закона, — не умолкал Чижов.
— Что ты ко мне пристал с этими бандеровцами? — возмутился Зленко.
— Пусть они между собой и воюют. Нам-то, зачем вмешиваться? — выразил свое мнение Василий.
— Ты хочешь, чтобы мы сложили оружие? — задал уточняющий вопрос Жукаускас.
— Вернулись в Сарны и сказали комбату, что оставили оружие партизанам и не выполнили поставленную нам задачу? Это пахнет трибуналом! — возмущался фельдфебель.
— Тогда, что ты предлагаешь? Вступить в бой с отрядом самообороны и погибнуть? Это конечно не трибунал, но итог такой же — не умолкал Зленко.
— А может, все — таки поможем старосте? — робко заметил Чижов.
— Чиж, ты за кого воевать собрался? За поляков или за немцев? Мечтаешь, чтобы тебя поляки Рыцарским крестом наградили? От немцев получил, получишь и от них, — издевался Василий.
— Дроздовский правильно спросил, власть мы или нет? Если власть, то надо взять под свою защиту село, — пропустил мимо ушей Григорий издевательства обер ефрейтора.
— Его уже взяла армия Краевы и теперь и тебя заставляет свою голову под пули подставлять. Я за поляков жизнью рисковать не стану, — заявил Зленко.
— Что скажут остальные? — хотел Антанас знать мнение большинства. Выбор тут был невелик. Вступить в бой с украинскими националистами, сдаться полякам и явиться в Сарны под трибунал, или завязать бой с отрядом самообороны. Куда ни кинь, всюду клин. Обсуждение возможных вариантов затянулось. Срок ультиматума заканчивался, а решение принято не было. Помогла суматоха, возникшая в селе. На улицах появились телеги с людьми. В домах зажглись огни керосиновых ламп, и хозяева вышли встречать обоз с беженцами. Часовые, наблюдавшие за усадьбой, ушли. Такой возможностью грех было не воспользоваться.
— Слушайте сюда! — командирским голосом произнес Жукаускас.
— Сейчас выходим и садимся в пять телег. Остальные бросаем. Пока здесь это непонятное движение, постараемся вырваться из Гуты. Стрелять, в крайнем случае. Вырвемся из села и прямиком в Сарны. Пусть начальство дает подмогу. Самим нам здесь не управиться, — определил план дальнейших действий фельдфебель. Парни схватили оружие и амуницию, готовясь покинуть усадьбу.
— Я никуда не поеду, — неожиданно объявил Григорий.
— Как это не поедешь? Ты должен будешь прикрывать нас на всякий случай, — не понял такого демарша Антанас.
— Я остаюсь, — настаивал на своем Чижов.
— Это еще почему?
— У меня здесь жена. Я знаю, что с ней будет, если в село ворвутся ОУНовцы, поэтому и остаюсь, — пояснил свою позицию Григорий.
— Это приказ, — решил по — другому подойти к этой проблеме Жукаускас.
— Не в этот раз, — отказался от его выполнения Чижов.
— Чиж, это трибунал, — дернул его за рукав Игнатов.
— Будет, если вернемся, — не особо оптимистично ответил пулеметчик.
— Оставайся и ты, — предложил Федору дружок.
— Не могу. У тебя здесь жена и есть ради чего рисковать, а мне? За кого голову сложить? Лучше, я со своими парнями, — отказал Гришке Игнатов.
— Как знаешь, — не настаивал шуцман. Жукаускас окинул Чижова гневным взглядом, но ничего говорить не стал. Время поджимало. Гриша сел в уголку и прислушался, как вполголоса ругаются полицаи, устраиваясь в телегах. Скрипнули колеса, фыркнула лошадка и снова пришла тишина. Интересно, вырвутся или нет? — подумал Чижов, ожидая услышать перестрелку. Стрельбы не было. Зато во дворе кто-то выругался на польском языке. Ругательное слово курва, понимали даже немцы.
— Где они? Куда подевались? Я зачем вас тут оставил? — распекал часовых их начальник. За окном блеснула полоска света от керосиновой лампы. Свет приближался к дому. Вот уже в дверном проеме появилось несколько вооруженных людей. Тусклый свет выхватил из темноты фигуру Чижова сидящего