Король гор. Человек со сломанным ухом - Абу Эдмон

— Сердце женщины — это неразрешимая загадка. Так что ты собираешься делать?

Леон стал подробно излагать свой план, который пришел ему в голову еще на улице, пока он разговаривал с Фугасом.

— Самое главное, — сказал он, — это освободить Клементину от его влияния. Если завтра он уедет, тогда вновь восторжествует разум, и послезавтра мы поженимся. Это главное, а с остальным я сам разберусь.

— Но как мы отделаемся от этого психа?

— Есть только один, причем верный, способ: мы должны воспользоваться терзающей его страстью. Такие люди могут вдолбить себе в голову, что они влюблены, но в глубине души они любят один только порох. Мысли Фугаса следует направить в русло военных идей. В этом смысле завтрак у командира 23-го полка будет очень кстати. Сегодня я успел ему сказать, что в первую очередь он должен потребовать, чтобы ему вернули звание и эполеты, и он заглотил этот крючок. Следовательно, он поедет в Париж. Там он, возможно, встретит знакомых ему старых вояк и в любом случае захочет вернуться на военную службу. В результате он будет занят по горло и забудет о Клементине, которую я спрячу в надежном месте. Наше дело — обеспечить его необходимыми средствами, но денежные траты ничего не значат в сравнении со спасенным семейным счастьем.

Госпожа Рено, любившая, чтобы во всем был порядок, отнеслась к благородству сына с легким неудовольствием.

— Этот полковник — неблагодарный тип, — сказала она. — Мы и так много сделали, вернув его к жизни. Теперь пусть он сам выпутывается!

— Нет, — возразил отец. — Мы не можем отпустить его голым и босым. Благодеяние обязывает.

Обсуждение продолжалось больше двух часов и было прервано ужасающим грохотом. Можно было подумать, что рушится дом.

— Опять он! — воскликнул Леон. — Похоже, у него приступ бешенства!

Он пулей взлетел наверх. Родители бежали за ним. На полу у самой двери стоял подсвечник с горевшей свечой. Леон поднял его и толкнул приоткрытую дверь.

Скажем прямо: охватившие его надежда и радость пересилили опасливое чувство. Ему уже казалось, что он избавился от полковника. Но открывшееся зрелище резко изменило ход его мыслей, и наш безутешный жених расхохотался истерическим смехом. Взбегая на второй этаж, он явственно слышал звуки ударов и пощечин. Но в комнате перед взором пораженного Леона предстало нечто бесформенное, которое каталось по паркету в пылу безнадежной борьбы. Ничего больше с первого взгляда разглядеть не удалось. Но вскоре в тусклом свете свечи стал виден Фугас. Полковник боролся с Готон, словно Иаков с ангелом. Леон сконфузился и сбежал в свою спальню.

Оказалось, что полковник заснул, уронив голову на историю Наполеона, и даже не успел потушить свечу. И вот Готон, покончив с делами, заметила, что из-под двери пробивается луч света. Тут она вспомнила о бедном Батисте, который, возможно, все еще маялся в чистилище из-за того, что когда-то упал с крыши. В надежде, что Фугас мог бы рассказать ей о бывшем возлюбленном, она

несколько раз постучала в дверь, сначала потихоньку, а затем гораздо сильнее. Полковник не отзывался, свеча продолжала гореть, и служанка решила, что тут что-то не так. От огня могла вспыхнуть занавеска, и тогда загорелся бы весь дом. Она поставила подсвечник на пол, открыла дверь и на цыпочках пошла тушить свечу. Но то ли перед глазами спящего мелькнула подозрительная тень, то ли под ногой толстой, как колода, Готон скрипнул паркет, только Фугас спросонья услышал шуршанье ее платья, вспомнил какое-то похождение из тех, что оживляли гарнизонную жизнь при Первой империи, и стал тянуть руки, призывая к себе Клементину. Готон, которую схватили за корсаж, отвесила ему в ответ такую неженскую оплеуху, что полковник решил, что на него напал мужчина. Обмен ударами кончился тем, что противники в обнимку покатились по паркету.

В итоге стыдиться пришлось господину Фугасу. Страшно напуганная Готон ушла спать, а семейство Рено, урезонив полковника, добилось от него почти всего, что хотело. Он пообещал на следующий день уехать, согласился взять в долг предложенную сумму денег и поклялся не возвращаться до тех пор, пока не получит наследство по данцигскому завещанию.

— И вот тогда, — заявил он, — я женюсь на Клементине.

Спорить с ним по этому поводу было бесполезно. Это стало его навязчивой идеей.

Хозяева дома после трех бессонных ночей спали без задних ног. Спали Фугас и Готон, постанывая во сне от полученных ударов. Последним заснул Селестен, предварительно допив остатки из всех рюмок и бокалов.

Рано утром господин Роллон пришел справиться о состоянии Фугаса. Он подозревал, что полковнику не по себе после вчерашних выходок, и он вряд ли захочет принять участие в завтраке. Но не тут-то было! Вчерашний

безумец был тише воды, ниже травы. Вел он себя образцово и был свеж, как розовый бутон. Фугас успел завладеть бритвой Леона и брился, насвистывая ариетту Николо. С хозяевами он был очень мил, а Готон пообещал озолотить, но после получения наследства Мейзера.

Не успели они уйти на завтрак, как Леон сорвался с места и помчался к своей невесте.

— Все налаживается, — сказал он. — Похоже, к полковнику вернулся рассудок. Он обещал прямо сегодня уехать в Париж. Значит, завтра мы можем пожениться.

Мадемуазель Виржиния Самбукко горячо одобрила план Леона. Она мечтала немедленно приступить к его осуществлению, причем не столько из-за того, что устала от приготовлений к свадьбе, но, главным образом, по той причине, что об отложенном бракосочетании уже твердил весь город. Пригласительные билеты давно лежали на почте, мэр города был наготове, да и с приходом было договорено, что венчание состоится в церкви Пресвятой Богородицы. Отменить все это из-за каприза какого-то сумасшедшего выходца с того света значило бы наплевать на обычай, здравый смысл и на само небо.

Что же касается Клементины, то она, услышав предложение Леона, горько расплакалась. Она утверждала, что не будет счастлива, если не выйдет замуж за Леона, но заявила, что лучше умрет, чем пойдет под венец без разрешения господина Фугаса. Девушка говорила, что, если надо, то она готова умолять на коленях и таким образом добиться его согласия.

— А если он откажет? Вероятнее всего, так и будет.

— Я буду умолять его до тех пор, пока он не согласится.

Кончилось тем, что все, включая тетю Виржинию, Леона, господина и госпожу Рено, господина Марту, господина Бониве и всех друзей обоих домов, собрались и стали убеждать ее, что она сошла с ума. В итоге она смирилась, но в тот самый миг, когда она поддалась на их увещевания, открылась дверь, в гостиную влетел господин Одре и объявил:

— Слышали новость? Полковник Фугас завтра дерется на дуэли с господином дю Марне!

Услышав это, девушка как подкошенная упала на руки Леона Рено.

— Это Бог меня наказывает! — воскликнула она. — Он сразу наказал меня за мою нечестивость. Вы и теперь будете требовать, чтобы я подчинилась вашей воле? Меня поведут к алтарю без его согласия именно в тот момент, когда он будет рисковать жизнью!

Клементина выглядела так жалко, что никто не решился и дальше настаивать на немедленном бракосочетании. И только Леон искренне пожелал, чтобы в завтрашней схватке победил кирасирский полковник. Он, конечно, был не прав, но покажите мне хоть одного влюбленного мужчину, который отважится бросить в него камень!

Вот как сложился тот день нашего славного Фугаса.

В десять часов утра два самых молодых капитана 23-го полка пришли за ним, чтобы с почетом препроводить в дом командира полка. Господин Роллон проживал в небольшом дворце, выстроенном в имперском стиле. На въездных воротах дворца сохранилась мраморная табличка с надписью: Министерство финансов. Это было напоминание о славных временах, когда двор Наполеона вслед за хозяином переехал в Фонтенбло.

Полковник Роллон вместе со своими офицерами — подполковником, очень толстым майором, тремя командирами батальонов, старшим врачом и еще десятком офицеров — стоял на свежем воздухе в ожидании прибытия прославленного выходца с того света. В центре двора установили знамя полка, а рядом выставили почетный караул в составе знаменосца и унтер-офицеров, специально ото-