Густав Фрейтаг - Инго и Инграбан
– Следуй покорно за победителем, – гневно вскричал Инграм, – но я останусь верен могучим, которых славили мои деды. Давно уже известно нам, что вражда существует как на земле человеческой, так и на небесах. Зима воюет с летом, а ночь с днем. Будь я даже одинок, но в борьбе богов я останусь на стороне добрых духов моих предков, погибнут ли они или восторжествуют. Ненавистны мне новые хитрости, лукавые речи и злорадные улыбки богов и жрецов.
Он гневно поднялся и быстро вышел из дома своего, а Бруно печально посмотрел ему вслед.
– Сорбские узы расстроили его рассудок. Опасаюсь, что замышляет он насильственные действия.
Яркая заря сменилась темно-серым светом. Легкий багрянец лежал еще на лесистых горах и высотах, как вдруг на дороге, поднимавшейся от реки к деревне, послышалось торжественное пение. В сумраке двигалось шествие: мальчик с деревянным крестом, за ним Готфрид, толпа женщин и детей, Вальбурга на телеге, запряженной парой быков. Когда путники приблизились к горящим кострам, то их встретили радостные восклицания и громкие крики. С изумлением глядели они на огни и давку и принимали поздравления теснившейся толпы. Сам епископ с распростертыми объятьями поспешил навстречу пришельцам. Окруженный народом, Готфрид прежде всего отдал Винфриду отчет о своем посольстве.
Сквозь толпу, слушавшую рассказ, протеснился Инграм. В блаженном унынии он еще издали произносил имя Вальбурги, забывая в эту минуту свою злобу. Его мужественное лицо светилось. Покров на лице Вальбурги пошевелился, и она протянула руку к Инграму. Но подошедший Готфрид взял ее за руку, спустил с телеги и подвел к Винфриду. Вальбурга встала на колени, а Инграм отошел назад. В коротких словах Готфрид объявил епископу имя Вальбурги и постигшую ее участь, причем Винфрид ласково сказал:
– На дальней могиле я дал обет заботиться о тебе, как о дочери и Царь небесный услышал первую молитву мою. Принимаю тебя в залог того, что и впоследствии Господь будет милостив к делу моему.
И взглянув на мызу, где уже лежала куча бревен для новой постройки, он радостно воскликнул:
– В этом уголке леса воздвигнется, надеюсь, приют, в котором не один из узников получит свободу. Благодарю тебя, сын мой, за удачно совершенный тобой путь, тем более, что твое возвращение снимет с одного человека тяжкую ответственность.
На руках Инграма повисли маленькие братья Вальбурги.
– Пойдемте со мной, дети, – гневно сказал Инграм и потащил за собой малюток.
Но Винфрид загородил ему дорогу.
– Мальчики мои, и вся толпа эта принадлежит мне.
– Это сыновья моего друга и заботу о них я принимаю на себя, – вскрикнул Инграм.
– Дети выкуплены имуществом моего Господа, а не твоим, – ответил епископ.
– Они должны стать воинами, а не коленопреклонными христианами, – возразил Инграм.
– Опасаюсь, Инграм, – сказал Винфрид, – что не в пользу будут им дикие порядки твоего двора. Я обязан предохранить их от этого.
В яром порыве гнева Инграм схватился за меч, а епископ взял за руки мальчиков и, приподняв голову, встал против рассвирепевшего туринга.
– Не впервые стою я перед твоим оружием, – с укором произнес он.
Граф быстро подошел к Инграму и схватил его за руку.
– Восставая против епископа, ты поступаешь как безумец! Последуй благому совету. Но только попробуй поднять меч – и ты лишишься руки.
Но Инграм вырвался, в глазах у него зарябило. У присутствовавших побледнели лица. Инграм закричал:
– Меня и любимых мною он разлучает с богами нашими! Отомщу за оскорбление или погибну! – и пригнувшись, он направил меч против епископа. Но вдруг увидел он перед собой не ненавистное лицо священника, но женское, бледное, с багровой, как кровь язвой на щеке – и пораженный такой переменой, Инграм подался назад.
– Схватите рушителя мира! – вскричал граф Герольд.
Раздались дикие крики, сверкнули мечи. Но Инграм с поднятым мечом побежал в гору. Друзья его и товарищи-язычники встали между ним и гневной толпой. Это спасло его – преследуемый скрылся в тени леса.
6. Вальбурга
После трехдневных поучений и торжественного празднования, союзники разошлись по домам, христиане – высоко подняв головы, а язычники – унылые. Но волнение, возбужденное обаянием могущественного человека, распространилось по обширной земле турингов. Порыв ветра из лесной долины превратился в сильную бурю и, проносясь по стране, ниспровергал языческие деревья.
Винфрид уже не жил в хижине Меммо. По совету графа ему построили на мызе дом, чтобы он мог достойнее принимать народ. Но он редко бывал дома. Сопровождаемый всадниками и дружиной, епископ неустанно разъезжал по стране и где бы не появлялся, везде шли споры о жертвенных обрядах и о грядущем блаженстве в небесной твердыне.
Многие возлагали на себя белые одежды новокрещенцев, но еще большее число держалось в стороне, бессильные против громогласного слова и мужа, который подобно Богу решал там, где другие томились сомнением. Враги его защищались слабо, потому что епископ приветливо и почтительно говорил с каждым, каждому воздавал почтение, был ласков с женщинами и детьми. Встретив угнетенного или страждущего, он отдавал все, что имел при себе и так настоятельно увещевал, что побуждал на добрые дела даже самых ожесточенных. Во всей стране говорили, что человек он кроткий и важный, а потому охотно слушали его слова.
Деревня, в которую он приехал впервые, также преобразилась в течение нескольких недель. На мызе, принесенной Гильдегардой в дар Богу христиан, подле дома высилась башня, а около нее небольшое отгороженное пространство, посвященное богослужению, а также много блокгаузов: спальни, рабочие мастерские, первая в стране школа. Там, на низеньких скамейках сидели мальчики, состоявшие под опекой епископа. Они учили на родном языке «Отче наш» и закон Божий, а по латыни – молитвы, пение, отдельные слова. Учителем у них был Меммо. Он готовил также все необходимое для письма, варил черный сок волшебных чернил, учил питомцев вырезать и обделывать в рамы маленькие дощечки, наводил их для грифеля тонким слоем воска, а для чернил – покрывал белой корой берез. Когда Готфрид бывал в деревне, то и он учил детей церковному пению. Эту школу посещали также женщины и девушки. Как только вечернее пение разносилось с горы по деревне, хлебопашцы переставали работать и робко посматривали на двор, где новому Богу воздавалось вечернее поклонение.
Меммо бродил по лесам и лугам со своими учениками, объяснял им свойство трав и растений, причем деревенские мальчишки кричали на его маленьких питомцев, как кричат дикие птицы на прирученных, и Меммо порой приходилось поработать палкой, чтобы разогнать драчунов.
