Алексей Кирпичников - Сталинъюгенд
Берия не сомневался, что Хозяин никогда не расскажет другим, что он, Сталин, не информировал Лаврентия о своих планах, поэтому спокойно блефовал, делая вид, что знал обо всём с первой минуты. И подручные поверили.
— Отчитайтесь, товарищ начслед по особо важным делам, — сдвинул прикуп на Льва Влодзимирского нарком Меркулов.
— Товарищ Берия! Лаврентий Павлович! Да мы же их к другому готовили! И прекрасно подготовили!!!
— А я о чём говорю? Где ваш творческий подход? Всё ждёте, когда за вас разжуют и проглотят?! Молчи уж!
— Лаврентий Павлович!… Казните, если заслужил, но исправить я уже ничего не могу! — взмолился о пощаде Лев Емельянович.
— Это и без тебя известно. А вы что скажете? — Берия грозно смерил взглядом всю верхушку репрессивных органов.
Всегда сбитые в стаю для расправ над безгласными, комиссары госбезопасности, при случае и по первой команде, всей сворой набрасывались и на себе подобных, раздирая жертву на куски в надежде, что за рвение их ещё больше приблизят к центру пиршественного стола. Но перед Берией сидели не семиклассники — они прекрасно поняли, что сверкнувшая молния оберчекистского гнева громыхнула раскатом лишь единожды и ушла в землю, сохранив всю стаю в неприкосновенности. Им же осталось лишь дожидаться счастливого конца спектакля и поаплодировать актёрам после того, как опустится занавес.
— Лаврентий Павлович, позволите? — Вступил первый замнаркома ГБ Богдан Кобулов.
— Говори.
— Товарищ Берия! Если коротко… — есть исполнители. Это, скажем, все мы. А есть высшее руководство! Если говорить о работе следственной части по особо важным делам с позиции, я бы сказал, привычной, то всё сделано не так уж плохо: группу учащихся подготовили выполнить любое задание партии. Другое дело, что следствию не хватило общеполитического кругозора и понимания момента… Оно не сумело подняться над своими узковедомственными интересами, не поняло новой тактической задачи, поставленной перед ним. Можно и, конечно, нужно критиковать за это товарища Влодзимирского, но потому и есть у нас Вождь и Учитель, товарищ Сталин, что Он умеет видеть на тысячи километров дальше любого из нас! Умеет направить нас! Я думаю, что начследчасти по особо важным делам сделает правильные выводы из Отеческой критики. И мы все сделаем из этого случая правильные выводы. Как вы считаете, товарищи?
Вслед за Кобуловым и остальные волкодавы в один голос завыли в поддержку собрата.
— Ладно, — примирительно сказал Берия. — Товарищ Сталин сегодня преподал вам хороший урок… Помните, что партия поставила вас на столь ответственный участок не для того, чтобы вы мух ловили!… Вы просто обязаны в любой ситуации быть сильнее, умнее и хитрее противника, как бы он ни был вооружён! Учитесь верно читать УПК! Я надеюсь, что мне в последний раз пришлось краснеть за вас перед товарищем Сталиным… Подвожу итоги. Первое. Влодзимирскому к утру подготовить «Обвинительное заключение» в соответствии с сегодняшним указанием Иосифа Виссарионовича и согласовать бумагу с наркомом госбезопасности и с прокуратурой. Процедуру освобождения из-под стражи тебе завтра также предпишет товарищ Меркулов. Второе. Это для вас, Всеволод Николаевич. Подберите адвокатишек поквалифицированней и пригласите кого-нибудь из прокуратуры, да хотя бы того же Шейнина. И пусть они в русле сегодняшнего задания товарища Сталина покрутят это и аналогичные дела из архива, вместе с группой Влодзимирского, естественно… Через два месяца посмотрим ваш промежуточный отчёт. Все кроме товарища Меркулова свободны.
Чекисты облегчённо оторвали зады от сидений, одёрнув прилипшие к ляжкам галифе, и начали задвигать стулья на место. Оставшись наедине с Лаврентием Павловичем, комиссар 1-го ранга не спускал глаз с оберчекиста, расслабленно откинувшегося на спинку кресла.
Не забывая, как обидно обошёлся с ним Сталин, владелец второго по значению кабинета страны не хотел, чтобы и Всеволод затаил, теперь уже на него, Берию, обиду за то, что наркома вынужденно отчитали наравне с подчинёнными. Прежде чем начать говорить, член ГКО интенсивно помассировал рукой складки кожи на затылке, как бы пытаясь снять накопившуюся усталость. Затем, сев прямо, он несколько раз попеременно то расправлял плечи, то разводил лопатки, высвобождая из плена затекший позвоночник. Потом занялся пенсне, тщательно протерев его куском фетра. Закончив процедуры, Берия водрузил пенсне на переносицу и примирительно сказал:
— Будет тебе, Всеволод, и на старуху бывает проруха — учтём на будущее. Пусть это станет нашим самым большим проколом. Забывать такое нельзя, но сейчас, когда выводы нами сделаны правильные, — давай больше не терзай себя и думай о работе — у тебя и без «Четвёртой Империи» её хватает.
Обласканный Меркулов, ещё даже не ведая о сюрпризе, заготовленном шефом, уже весь залоснился и только что не заурчал от удовольствия.
— Вот-вот, Лаврентий Павлович! Это вы совершенно точно подметили!… Жаль — их всего лишь в ссылку!
— Брось. Я думаю, мы заслужили сегодня хороший ужин. Собирайся, и поехали ко мне.
— С превеликой радостью, Лаврентий Павлович!
Ободренный управдом Лубянки расцвёл на глазах, и после довольно внушительной паузы неожиданно сказал, игриво взглянув на шефа:
— Только… позвольте мне, пожалуйста, сделать от вас один телефонный звоночек?
— Звони, — несколько озадаченно разрешил Берия, удивившись столь необычной просьбе.
Меркулов перегнулся через огромный стол, вынужденно оттянув зад, и взял трубку ВЧ, стоявшего рядом с Берией. Набрав в этой, отнюдь не самой удобной позе три цифры, он соединился со своей приёмной. Трубку немедленно снял завсекретариатом.
— …Подавальщицу Антонину срочно на Садово-Кудринскую! — коротко распорядился нарком, сложившись на время разговора в прямой угол.
Затем он вернулся в вертикальное положение и, растянув рот в улыбке, почти заговорщически проворковал:
— Вы меня извините, Лаврентий Палыч, что я без спросу похозяйничал, но хороша чертовка — слов нет. Лучшей подавальщицы просто не встречал. Обслуживает столь квалифицированно, что пища сама в рот запрыгивает… как у Гоголя с галушками. Помните?
— Помню… Только там хозяйничал чёрт, а у тебя, как говоришь… чертовка. Ну что ж, отменить твой приказ — это уронить авторитет наркома в глазах подчинённых… Такого я делать не вправе… пока тебя не сняли.
Берия по-иезуитски подхватил шутливый тон Меркулова и продолжил:
— Мы с тобой всё-таки — военнослужащие. Раз считаешь, что моя обслуга управится хуже твоей — поверю на слово. Поехали. Сядешь со мной в машину, там и продолжим разговор. — Лаврентий Павлович совсем расслабился, видимо, в предвкушении знакомства с какими-то особенными способностями подавальщицы Антонины.
