Ульрике Швайкерт - Святой и грешница
— Ты должна?
Элизабет кивнула.
— Да, возможно, у Бога другие планы относительно меня и моей жизни. Может, это он склонил мадам к такому решению.
— Я еще никогда не слышал, чтобы Бог вмешивался в дела маленьких людей, чтобы улучшить их судьбу, — фыркнул палач. — Но если ты считаешь, что ты особенная, то можешь в это верить.
— Какая польза от этой веры, если я не знаю, что делать дальше?
— Хорошо, я скажу тебе. — Палач поднялся. — Ты пойдешь со мной и переночуешь в нашем амбаре. А завтра я поговорю с Эльзой.
Элизабет поднялась, выпрямляя замерзшие конечности.
— Спасибо!
— Не стоит, — ответил палач немного смущенно. — Я могу оставить тебя только в амбаре, и было бы неплохо, если бы ты вела себя там тихо… — Он замялся.
— Не беспокойтесь, — уверила она его. — Меня никто не услышит и не увидит.
Она догадалась, что его опасения связаны с бесцеремонной супругой, — она слышала, как над ней смеялись другие женщины. Элизабет могла себе представить, что супруге городского палача не очень понравится, если ее муж приведет домой шлюху — не важно, по какой причине.
Остаток ночи она провела на соломе в амбаре палача. Компанию ей составили две пятнистые кошки и маленькая лохматая собака, надеявшиеся на кусок колбасы, которую вместе с кувшином вина и хлебом принес мейстер Тюрнер, прежде чем отправиться спать. Обессиленная Элизабет уснула, хотя в борделе она ложилась спать значительно позже.
Во сне ее преследовали темные тени. Страх парализовал ее и приковал к полу, превратившемуся в вязкое болото. Затем она услышала несколько мужских голосов. До нее доносились обрывки фраз. Она сразу узнала его голос, голос ее возлюбленного. Если бы она позвала его, он поспешил бы к ней и спас. Элизабет кричала изо всех сил, пока болото, жадно заглатывая, тянуло ее все глубже, но из ее рта не исходило ни звука. Голоса мужчин удалялись и становились все тише. Она оказалась в темноте.
Рано утром палач принес ей миску теплой каши.
— Подожди здесь, — сказал он. — Я скоро приду.
Элизабет была не уверена, что это хорошая идея так рано будить мадам, но не решилась указывать палачу. Так в ожидании она сидела в сене и гладила кошек, которые довольно потягивались.
По выражению лица мейстера Тюрнера, когда он вошел, она поняла, что его миссия не удалась вопреки его ожиданиям. Он был сбит с толку.
— Эльза не примет меня обратно, — сняла с его языка Элизабет. Когда палач утвердительно кивнул, ею овладело не разочарование, но и не облегчение.
— Не понимаю, что произошло, но мне кажется, что она в панике, — сказал палач. — Она непременно хочет, чтобы ты покинула город, и невозможно было от нее добиться почему.
У Элизабет появилось смутное предчувствие, но прежде чем ей удалось его уловить, голос палача рассеял его.
— У меня хорошие связи с Нюрнбергом. Я спрошу, сможешь ли ты присоединиться к группе странников, а я мог бы дать тебе официальный документ.
Элизабет нерешительно кивнула. Что это значит для нее? Новый город с такой же жизнью, как и под тяжелой рукой Эльзы Эберлин. Но разве у нее был выбор?
На улице послышался женский голос. Палач едва заметно вздрогнул. Жена не просто звала его, а приказывала немедленно явиться.
— Иду, — уверил ее мейстер Тюрнер и быстро вышел.
Элизабет услышала достаточно из их разговора, чтобы понять, о чем идет речь. Хозяйка дома, очевидно, узнала, кто у них в гостях в амбаре, и набросилась на мужа с упреками. Палач, ведавший жизнью и смертью в Вюрцбурге и пользовавшийся уважением самой Эльзы Эберлин, не мог защититься от потока ее оскорблений. Жена не давала ему и слова сказать.
Элизабет сдержала тяжелый вздох. Исход этого боя был очевиден: здесь она оставаться не может. Взяв свой узел с пожитками, она погладила кошек и ушла прочь.
И снова Элизабет стояла перед закрытой дверью, отделка которой указывала на то, что хозяин этого дома относится к уважаемым и богатым людям в городе. Точнее сказать, это был не отдельный дом. Это был один из тех дворов, которые с многочисленными постройками и со стеной вокруг двора были больше похожи на маленькие замки. Не хватало только хода по крепостной стене и сторожевых башен. В городе было много таких дворов, многие из них с давних пор находились в собственности капитула, но этот был самым роскошным, хотя и не принадлежал настоятелю. Элизабет знала, что у каноников в собственности есть еще виноградники и поля и множество слуг, работников и ремесленников, которые не только собирают урожай, но и производят вино, хлеб и всевозможные вещи — все это они могли продавать без налогов и прочих сборов намного дешевле в отличие от трактирщиков, пекарей и городских ремесленников. То, что этот факт вызывал недовольство горожан, было не удивительно. Элизабет часто слышала гневные речи посетителей в борделе, когда разговор в очередной раз заходил об этой вопиющей несправедливости.
Почему священнослужители и их крепостные имели право жить в городе, пользоваться всеми удобствами и защитой его стен и башен, но при этом они не должны были разделять расходы, нести караульную службу и выплачивать налоги? А бремя налогов изрядно отягощало горожан! К тому же епископ каждый год выдумывал новые сборы.
Как бы там ни было, но Элизабет волновал другой вопрос: вспомнит ли высокопоставленный священнослужитель свои так опрометчиво произнесенные слова? И даже если вспомнит, сдержит ли он свое обещание?
Элизабет целый день опять бродила по городу и к вечеру не стала разыскивать мейстера Тюрнера. Возможно, это было глупо с ее стороны, отвергнуть единственную руку помощи, но все в ней противилось дороге в Нюрнберг, которая привела бы ее в другой бордель.
Но приведет ли куда-нибудь выбранная ею дорога? Или это был тупик — очень короткий тупик, заканчивающийся у этих ворот? Пришло время выяснить это! Элизабет подняла железное кольцо и стукнула им по двери. Она услышала приглушенный гул, но так как ничего не происходило, она постучала еще раз. Открывший дверь мужчина, по всей видимости, был одним из слуг каноника.
— Да? Что тебе нужно?
— Я хотела бы поговорить с каноником фон Грумбахом.
Элизабет даже не надеялась, что ее просто так пропустят к высокопоставленному священнослужителю, и вот теперь целую вечность уговаривала и молила, но никто из служанок и работников, собравшихся вокруг нее, не хотел пропустить ее к порогу дома, в котором располагались покои хозяина.
— Пожалуйста, господин сказал мне, что я могу прийти к нему! — настаивала Элизабет.
— Ну все, хватит! — рассердилась пожилая служанка. Слуга попытался прямо перед ее носом закрыть дверь, но Элизабет решительно сделала шаг вперед.
