Бернард Корнуэлл - Честь Шарпа
Справа от Шарпа, когда он обошел тыл выдвигающейся бригады, британские атакующие строились на южном берегу Задорры. Перед атакующими, рассыпавшись по полю пшеницы, густо заросшей сорняками, стрелки из 95-го шли в линии застрельщиков. Они видели французские пушки на холме Аринез и, встав на одно колено, целились, стреляли, перезаряжали и шли вперед.
Пули, вылетающие с облачками дыма и лязгающие по закопченным стволам французских пушек, были первым предупреждением, что батарея в опасности.
— Ломы!
Артиллеристы отчаянно разворачивали пушки, орудуя ломами, в то время как еще больше пуль прилетало с севера.
— Картечь! — крикнул офицер, но тут пуля заставила его обернуться, он прижал ладонь к плечу, и внезапно его солдаты побежали, потому что стрелки поднимались по склону. — Заряжайте!
Слишком поздно. Стрелки с примкнутыми штыками были уже на батарее. Штыки ударили немногих французов, которые пытались отбиться ломами от британских стрелков. Некоторые артиллеристы заползали под стволы своих пушек, чтобы выждать благоразумно подходящего момента и сдаться.
Позади стрелков, рассыпавшись цепью в пшенице, с развевающимися знаменами, надвигалась линия красных мундиров.
— Назад! Назад! — Французский артиллерийский полковник, видя, что его северную батарею захватили, требовал, чтобы подавали передки орудий и лошадей. Солдаты швырнули приготовленные заряды в кучу, развернули лафеты, закрепили цепи, хлестнули лошадей, и французские пушки покатили, гремя и раскачиваясь, назад ко второй линии.
— Готовься! — Теперь французская пехота, которая думала, что пушки сделают за них всю работу, должна была выступить вперед, чтобы задержать британскую атаку. — Целься! Огонь!
Над полями, ободранными картечью, разнеслись звуки мушкетной стрельбы, знаменуя начало столкновения пехоты.
***Маркиз Веллингтон открыл крышку часов. Он вывел свои войска на равнину, он привел в смятение первую линию французов, но знал, что теперь последует пауза.
С поля боя вели военнопленных, тащили к лекарям раненых. В дыму битвы полковники и генералы искали ориентиры, следили за своими войсками на флангах, ждали приказов. Атака продолжалась, но теперь атаку следовало перестроить. Солдат, которые понесли потери под огнем французских пушек, надо вывести, а новые батальоны выйдут на равнину, чтобы соединиться с атакующими с севера.
Веллингтон пересек реку. Он двигался вперед, чтобы взять на себя командование следующей атакой, которая отгонит французскую армию дальше на восток, к Витории, и он задавался вопросом, что случалось с мизинцем ладони, которая символизировала его план. «Мизинцем» была 5-я дивизия. Она двигалась к деревне Гамарра Майор, и если она возьмет эту деревню, пересечет реку и перережет Главную дорогу, тогда это превратит французское поражение в бегство. Там, понимал Веллингтон, сражение будет самым трудным — и к этому месту по мере того, как солнце поднималось в зенит, приближался Шарп.
Глава 22
Подполковник Лерой захлопнул крышку часов.
— Будь они прокляты!
Никто не ответил.
Справа от них, на расстоянии в три мили, другие колонны форсировали реку. О ходе сражение говорили облака грязного дыма орудий и мушкетов.
5-я дивизия ждала.
Три батальона — Южный Эссекс один из них — должны были возглавить атаку на Гамарра Майор. Перед людьми Лероя был пологий откос, который вел вниз к деревне, за ней был каменный мост через реку. За рекой была Главная дорога. Если дивизия перережет дорогу, то французская армия не сможет отступить во Францию.
Он снова щелкнул крышкой часов.
— Что держит этого идиота? — Лерой хотел, чтобы генерал, командующий дивизией, скорее приказал атаковать.
Французы были в Гамарра Майор. Там была единственная переправа, которую они обороняли; они проделали бойницы в стенах домов, забаррикадировал переулки, и Лерой знал, что им предстоит тяжелая работа. Два года назад, на португальской границе, он дрался в Фуэнтес-де-Оньоро, и он помнил ужасы борьбы в узких кривых улочках.
— Христос и распятие! — За рекой — там, где переулок от моста шел вверх к Главной дороге, — французы установили пушки. Атаковать теперь будет еще труднее. Пушки стояли достаточно высоко, чтобы стрелять по деревне, и даже если британцы возьмут Гамарра Майор, картечь превратит мост в бойню.
— Сэр! — прапорщик Боскэйбл показывал вправо. Штабной офицер скакал к центру атакующих батальонов.
— Почти чертовски вовремя. — Лерой двинулся вперед, его лицо, ужасно обожженное в Бадахосе, казалось более мрачным, чем когда-либо. — Мистер Д’Алембор!
— Сэр?
— Застрельщиков в линию!
— Сэр!
Тут полковник центрального батальона махнул шляпой, оркестр батальона вдарил бойкую мелодию, и легкие роты двинулись вперед. Лерой посмотрел на часы. Час дня. Он захлопнул крышку часов, сунул их в карман, и стал отдавать приказы, чтобы Южный Эссекс начал выдвигаться в сторону противника. Лерой впервые вел батальон в бой.
Знамена вынули из чехлов. Шелк выглядел помятым после долгого заключения в кожаных чехлах, но знаменосцы встряхивали флаги так, чтобы кисточки раскачивались и гордые эмблемы реяли над головами. Справа было королевское знамя, огромный Юнион Джек, с вышитой в центре эмблемой Южного Эссекса. Эмблема изображала скованного цепью орла, знаменуя захват Шарпом и Харпером французского штандарта в Талавере.
Слева было полковое знамя — желтый флаг, который отмечал боевые заслуги Южного Эссекса, с его эмблемой и Юнион Джеком, вшитым в верхний угол. Оба флага были прострелены и опалены, оба уже побывали сражениях, и солдаты были больше преданы своим знаменам, чем королю или стране. Вокруг двух знаменосцев, который несли штандарты, шли сержанты, лезвия их алебард сияли на солнце. Если французы захотят захватить знамена, им сначала придется прикончить этих мужчин с длинными, жуткими дикими, копьями с лезвиями топора.
Батальон шел с примкнутыми штыками и заряженными мушкетами. Солдаты растаптывали посевы пшеницы.
Перед ними, рассыпавшись в линию, шла Легкая рота. Сержант Патрик Харпер кричал на солдат, чтобы те расходились еще шире. Он ждал все утро офицера с темными волосами и шрамом на левой щеке, но не было никаких признаков Шарпа. И все же Харпер отказывался оставить надежду. Он упрямо настаивал, что Шарп жив, что он приедет сегодня, что Шарп никогда не позволил бы Южному Эссекссу драться без него. Если Шарпу для этого нужно выйти из могилы — он выйдет.
Капитан Д’Алембор слышал гром пушек справа от него. Британские пушки теперь были на равнине, стреляя от холма Аринез по второй линию французов. Д’Алембор, который участвовал в своем первом большом сражении, думал, что этот звук — самый ужасный, какой когда-либо слышал. Он знал, что скоро шесть французских пушек за рекой откроют огонь. Питеру Д’Алембору, по мере того как он приближался к молчаливой, забаррикадированной деревне, казалось, что каждая из французских пушек нацелена прямо на него. Он поглядел на Харпера, находя успокоение в очевидной уверенности огромного ирландца.
