Джон Мастерс - Ночные гоцы
Он внезапно пришел в себя. На этот раз он понимал, где находится, и что произошло. Стемнело. На небе мерцали звезды. Луна еще не успела подняться — или опуститься? Он снова поглядел на звезды. Подняться. Десятое мая, на второй день после полнолуния… Всходит луна. Самое начало ночи. Ему надо кого-нибудь убить. Пистолет исчез, и он резко сел. Его била дрожь. В темноте раздался тихий и уверенный голос Кэролайн:
— Если ты готов, мы поехали.
Ее лицо, обрамленное сари и напоенное тишиной лунной ночи, было прекрасно. Она по-прежнему сидела, прислонившись спиной к стволу, и Робин спал у нее на руках. Рядом стоял Пиру, а позади него среди деревьев маячило что-то большое и белое. Родни узнал очертания двухколесной повозки, затянутой низким полотняным навесом. В ярмо были впряжены два белых буйвола, с фырканьем выдыхавших воздух. Заскрипели ветки, слабый ночной ветерок пошевелил его волосы.
Он сказал:
— Мне нужен пистолет.
Пиру подал ему пистолет, и он засунул его за пояс. Кэролайн стояла, вцепившись рукой в ствол, ожидая, пока оживут затекшие ноги. Она, должно быть, так и просидела весь полуденный зной, ни разу не пошевелившись. Она подняла Робина на повозку, и Родни забрался следом. Внутри были раскиданы одеяла, войлочные циновки, какие-то горшки и мешки. Она положила Робина и села у него в изголовье; Родни свернулся с другой стороны.
Пиру закрепил полотняные занавески спереди и сзади и прошептал через крошечную щелку:
— Можете смотреть отсюда, сахиб, но не стреляйте, пока я не скажу. Что бы не случилось.
Повозка заскрипела, когда Пиру занял свое место, скорчившись на передке. Они услышали, как он тыкает в ляжки быков стрекалом. Повозка покачнулась, замерла, снова качнулась, тяжело перевалила через какой-то корень, и со скрипом и скрежетом двинулась в джунгли.
Через час она попала в пробитую когда-то колею, свернула влево и уже быстрее потащилась в сторону лесной долины.
Ночь все тянулась. Пару раз Родни ненадолго забывался сном и почти сразу же просыпался, задыхаясь от тошнотворного ужаса. Должно быть, он кричал во сне, потому что рука Кэролайн лежала у него на руке. Каждый раз он унимал дрожь и отбрасывал ее прочь. Дважды он слышал стоны Робина и успокаивающее бормотание Кэролайн. На рассвете она передала ему манго, и он лежал, посасывая мякоть и наблюдая за Робином. Мальчик невидящими глазами уставился в полотняный потолок, там, где просачивался внутрь лунный свет, превращая пыль в холодный вращающийся туман. Родни подобрался к нему, поцеловал в щечку и прошептал что-то невнятное на ухо. Посиневшие губы ребенка шевельнулись, потом он закрыл глаза и снова погрузился в сон.
Повозка вывернулась из колеи и потащилась по усыпанной камнями, неровной почве джунглей. Наконец, она остановилась и Пиру откинул занавеску. Они на негнущихся ногах выбрались наружу, на поляну, где посреди покрытого галькой русла высохшего ручья еще стояла черная яма воды. Пиру распряг буйволов, перевернул ярмо, и, вогнав один конец в землю, другим концом подпер передок повозки. Буйволы тут же легли там, где стояли, и он бросил им пару горстей рубленой соломы. Потом, не говоря ни слова, залез под повозку и спустя минуту уже спал.
Было жарко, но свежо, и в воздухе еще не стояла пыль. Кэролайн вытащила одеяло и уложила на него Робина; Родни слушал, как пробуждаются джунгли. Где-то вдалеке затрещали сучья, прокричал олень, какая-то птица молча прошуршала в листве. Больше он не хотел ни о чем думать. Он собирался поспать.
Он услышал, как она сказала:
— Пиру знал, что вот-вот случится что-то нехорошее. Но не знал, что именно. Он говорит, что пытался заставить тебя уехать, но что он мог сказать? Даже знай он всю правду, ему никто бы не поверил.
Родни хмыкнул. Поверить Пиру, если бы он заявил, что в воскресенье наступит конец света! Он не мог поверить в это в понедельник. Ничего этого не было.
Женский голос продолжал говорить. В нем появились умоляющие нотки:
— Мы должны выжить. Мы не должны сдаваться. Хотя бы ради Пиру — он рискует ради нас жизнью. Он разыскал меня в полях, раздобыл для меня сари. Я пыталась пробраться к Ван Стингаардам, найти Изабель. Я пыталась найти тебя. Кругом все горело и …
Голос задрожал.
— В Девре пастух сказал нам, как тебя найти. Мы должны сражаться — ради Робина.
Он снова хмыкнул, закрыл глаза, заткнул уши и погрузился в забытье.
Запах тонкой струйки дыма заставил его вскочить от ставшего уже привычным ужаса. Сердце бешено колотилось. Пиру что-то готовил на костерке, Робин очнулся, и Кэролайн обмахивала его ладонью. Родни перекатился на живот и стал следить, как копошатся в палых листьях красные муравьи. Сражаться? Зачем? Для чего? Они будут есть и спать, и Робин будет жить. Есть, спать и ехать. Ехать. Куда?
Он поднял голову.
— Пиру, куда мы едем?
— В Бомбей.
Родни болезненно наморщил лоб. Что-то тут не так. Что-то не так. До Бомбея… восемьсот миль на юго-запад, если по дорогам. Восемьсот миль на повозке. Буйволы делают две с половиной мили в час. Получается… слишком много часов. Он свел брови. Слишком много миль. Слишком много мотыльков, бьющих черными крылышками прямо перед глазами. Если бы он сумел сосредоточиться, они бы улетели.
В Бомбей. Иначе — только в Кишанпур. Почему при одной мысли у него заныло в паху? Рассудок тут был не при чем: тут действовала та же сила, что поднимала торчком шерсть на загривке у Джуэла. Джуэл убит. Застрелен за то, что родился собакой. Собачья смерть.
Как он осмелится снова взглянуть Шумитре в глаза? Какая чудная возможность отплатить ему за ту ночь в праздник Холи! Она даже может подстроить его убийство. Кто знает? А с ним Робин…
Чего дожидается Кэролайн? Почему она так спокойна? Здраво рассуждая, у них нет ни единого шанса. Старый осел Пиру на своей разваливающейся повозке… Им никогда не добраться до Бомбейского президентства — через дюжину больших рек, по стране, объятой мятежем… А через четыре или пять недель начнется сезон дождей. И кто может ручаться, что Бомбейское президентство устояло? В Мадрас? Робину не выдержать дороги. Только сумасшедший или изменник мог предложить отправиться в Бомбей. Это ловушка.
Он сказал:
— В Кишанпур. Едем в Кишанпур.
Пиру попытался возразить, но Родни яростно закричал:
— Кишанпур! Кишанпур!
Зубы свело раскаленной судорогой, и он увидел, как его руки нашаривают пистолет. Ему надо кого-нибудь убить.
Кэролайн медленно заговорила на своем чересчур правильном хинди:
— Он прав, Пиру. Мне это тоже не по душе, не знаю почему, но мальчику нужен отдых. У нас нет выбора.
