Андрей Степаненко - Великий мертвый
Солдаты помрачнели.
— Да-да, из нас, верных воинов Его Величества и Церкви, наши недруги очень быстро сделают убийц и грабителей. Так уж карта легла.
Кортес на секунду задумался и вдруг усмехнулся.
— И знаете, я бы сдался…
Солдаты — весь строй — недоуменно загудели.
— Да-да! Я бы сдался! — широко улыбнулся Кортес. — Если бы не вы. Если бы не вы, — прошедшие и Грихальву, и Тлашкалу, и Чолулу. Если бы не вы, — на деле доказавшие, что для кастильца невозможного нет. Если бы не вы, доверившие мне самое драгоценное, что у вас есть, — жизнь.
Кортес по-хозяйски оглядел войска и возвысил голос:
— Но вы у меня есть! А значит, мы победим!
Войско отозвалось не слишком уверенным боевым кличем, и Кортеса пронзила острая тревога, — они так и не были готовы сражаться.
* * *На рассвете дня Тошкатль давшие должные обеты на весь следующий год люди получили право открыть лицо хлебного Уицилопочтли. Затем, едва Он увидел встающее солнце главного весеннего дня, Его бережно взяли на руки и вознесли по ступеням на самый верх пирамиды, а едва огромный человек-торт был установлен, праздник начался, — как всегда, танцем Змеи.
Постившиеся — кто двадцать дней, кто сорок, а кто и целый год — «братья и сестры Уицилопочтли» встали во главе торжественной процессии и с пением повели за собой длинную пляшущую цепочку. И каждый горожанин — мужчина, женщина или ребенок — обязательно пристраивался в хвост Вселенского Змея, и вскоре этот хвост Млечным Путем протянулся по главной улице через весь город, а все горожане стали одним счастливым существом.
А потом весь день люди ходили в гости и поздравляли друг друга, а те из детей, кто пришел в этот удивительный день к первой исповеди и получил крещение водой, и вовсе считались божьими баловнями.
И только собравшиеся к вечеру столичные жрецы все еще были невеселы и озабочены. Впервые за много лет, совет жрецов действительно не знал, чем завершить праздник. У них было все, кроме одного — того, кто бы добровольно принял на себя бремя и честь Человека-Уицилопочтли.
Ни в какой другой год это не стало бы проблемой, и праздник замечательно закончился бы и без него, но совет жрецов столицы слишком хорошо знал, какие ставки у всего народа этой весной.
— Вожди все-таки решили играть? — спросил главный жрец.
— О, да… — один за другим подтвердили члены совета. — Они очень решительно настроены… особенно, молодежь.
— И если Куит-Лауак победит, начнется штурм… — сокрушенно покачал головой главный жрец. — Хорошо еще, если им удастся вытащить Мотекусому и женщин живыми…
— Ты же знаешь, на все воля Уицилопочтли, — сказал кто-то. — Если он нас услышит… все пройдет хорошо.
Главный жрец вздохнул.
— А если не услышит?
И тогда кто-то встал.
— Нам обязательно нужен Человек-Уицилопочтли — тот, кто донесет наши мольбы до Творца всего сущего.
— Ты же знаешь, у нас нет такого, — раздраженно отозвался главный жрец. — Одно дело поститься, и совсем другое — добровольно уйти в страну предков.
— А как же чужак? Тот, что откуда-то с севера…
— Да-да… — подхватили остальные. — Можно попросить чужака.
Главный жрец насупился. Он и сам ругал себя за недальновидность, но где его теперь искать, этого чужака?
— Ищите, — развел он руками. — Если найдете, — наше счастье.
* * *В ночь на Пасху Духа Святого пошел дождь — такой сильный, что даже устроенная из пальмовых листьев крыша походного навеса нещадно протекала. Но Кортес не спал вовсе не поэтому. Он сделал все, что мог, и большая часть капитанов Нарваэса была скуплена подарками и обещаниями на корню. И все-таки Кортес боялся — страха своих солдат. Воины все еще не были готовы к беспримерно наглому налету на превосходящие силы противника, и в завтрашний день смотрели без оптимизма.
— Надо что-то придумать, — бормотал Кортес, расхаживая под большим капитанским навесом из угла в угол. — Я должен что-нибудь придумать…
— Ты уже все сделал, — подал голос Гонсало де Сандоваль. — Награду за поимку Нарваэса объявил. Пароль стоящие за тебя капитаны знают. У тебя даже перебежчики появились.
Все это было правдой. Уже первый, кто лишь попытается пробиться к Нарваэсу, должен был получить три тысячи песо; второй — две тысячи, а третий — одну. Не должно было возникнуть проблем и при атаке: достаточно было стоящим за Кортеса капитанам Нарваэса выкрикнуть пароль, и они, вместе со своими людьми, сразу же становились своими. Да, и перебежчиков из лагеря Нарваэса день ото дня становилось все больше.
И все-таки солдаты боялись.
— Перебежчики… — задохнулся от восторга Кортес. — Я все понял!
— Что ты понял? — моргнул Сандоваль.
— Как там его фамилия? Ну… последнего перебежчика?
— Гальегильо, — еще не понимая, что за хитрость измыслил Кортес, вспомнил Сандоваль.
Кортес энергично крякнул и рассмеялся.
— Мы атакуем прямо сейчас!
— Что-о? — опешил Сандоваль.
Но Кортес уже выскочил под дождь.
— Где Гальегильо?! — на весь притихший лагерь заорал он. — Где эта паскуда?! Сбежал! Всем подъем!
— Ты что делаешь?! — выскочил вслед Сандоваль.
— Не мешай! — обрезал его Кортес и помчался по чавкающей промокшей земле. — Подъем! Гальегильо сбежал! Нас предали! Всем в строй! Подъем, я сказал!
Потревоженные, заспанные солдаты вскакивали, начинали строиться, а Кортес все продолжал кричать.
— Они уже знают! Надо опередить! В строй, я сказал! Потом разберетесь!
Он уже видел эту смесь испуга и безумия в заспанных глазах, когда человеку можно внушить почти все.
— Собрались?! Ну, с Богом! Бего-ом… марш! — все также всполошено скомандовал Кортес. — На ходу разберетесь, я сказал! Капитаны, не отставать!
Солдаты, придерживая замотанное тряпками оружие, затоптались на месте, а затем тронулись и пошли — одной заспанной серой, насквозь промокшей массой.
— Сеньор Кортес! Сеньор Кортес! Я не понял…
Кортес оглянулся. Это был Гальегильо.
— В строй! — коротко скомандовал Кортес. — Потом поговорим.
* * *Молодые родственники Мотекусомы вывели на поиски практически всех мужчин рода. Квартал за кварталом они обыскивали гостиницы и храмы, дворцы и замкнутые семейные дома с мансардами, балконами и квадратным двором посредине, а к полуночи, кто-то из людей Куит-Лауака наткнулся на перевозчика грузовой пироги.
— Я сегодня людей с севера по центральному каналу возил, — вспомнил перевозчик. — Они как раз последний товар скинули… домой собирались.
