Виктор Поротников - Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы
– Я вижу, тесть мой по-прежнему на великое княжение взойти хочет, – негодовал Дмитрий Иванович, выслушав Сары-Ходжу. – Так вот почему он не пожелал выступить против Тохтамыша, подлая душа! Понадеялся, мерзавец, что Тохтамыш сокрушит меня и возвысит его. За моей спиной с Тохтамышем об ярлыке договаривался, негодяй. Вот тебе и родня! Вот и верь после этого клятвам и обещаниям!
Теперь Дмитрию и Владимиру открылись все обстоятельства взятия Москвы Тохтамышем.
После двух неудачных штурмов московских стен Тохтамыш выслал к Фроловским воротам сыновей суздальского князя, которые убедили Остея и приближенных к нему бояр встретиться с Тохтамышем и в знак покорности вручить ему дары. Мол, Тохтамыш пришел сюда воевать с князем Дмитрием, а коль Дмитрия нет в городе, то великий хан готов отступиться от Москвы. Однако уйти без даров, выказывающих хотя бы формальное выражение покорности со стороны московлян, Тохтамыш не может в силу древнего обычая Чингисидов.
Остей и его советники поддались на уговоры двух суздальских княжичей. Открыв Фроловские ворота, посольство московлян вышло из города с дарами в руках. Татары только этого и ждали! Перебив послов, ордынцы густым потоком хлынули в город через Фроловские ворота, заклинив их створы жердями. Одновременно тысячи татар устремились к восточной стене Москвы с лестницами в руках. Вскоре татарам удалось распахнуть Никольские и Тимофеевские ворота – это привело к тому, что московляне оказались бессильны перед натиском многочисленных врагов.
Глава четвертая. Киприан
Дмитрий Иванович, прознав, что броды на Оке указали татарам рязанцы, а их князь ездил на поклон к Тохтамышу, без промедления отправил войско во главе с Боброком на Рязань. Великий князь повелел Боброку сжечь дотла стольный град Олега, а его самого взять живым или мертвым. «Я покажу Олегу, что у Москвы достаточно сил, чтобы прокатить головней по всему Рязанскому княжеству! – думал Дмитрий, объятый жаждой мести. – Рязанцы поклонились Тохтамышу, а московский князь заставит их в грязи ползать у своих ног! Я отучу рязанцев сговариваться с Ордой за моей спиной!»
Боброк разбил Олегову рать, после чего московские полки принялись опустошать рязанские земли. Однако владения Олега уже и так были разорены. Орда Тохтамыша на обратном пути в Степь сожгла Рязань, несколько небольших городков и больше тридцати деревень. Рязанские воеводы, сражавшиеся с Боброком и угодившие в плен, сами не ведали, где скрывается Олег со своей семьей.
В конце сентября победоносное войско Боброка вернулось в Москву, где уже вовсю шло строительство новых теремов на месте обгорелых руин.
Узнав от Боброка о бедственном положении Рязанского княжества, жестоко пострадавшего от орды Тохтамыша, Дмитрий Иванович не удержался от злорадной усмешки.
– Поделом Олегу за его кривизну душевную и за пресмыканье перед Тохтамышем! – сказал великий князь. – Тщился гордец Москву унизить, помогая Тохтамышеву воинству, но в конце концов сам в жутком унижении оказался. Как говорится, не рой другому яму – сам в нее попадешь.
Прежде всего Дмитрий распорядился заново отстроить подворье митрополита, полагая, что владыка Киприан вот-вот вернется из Твери в Москву. Но Киприан явно не торопился возвращаться в Москву. Приближенные Дмитрия Ивановича поговаривали между собой, мол, не иначе тверской князь лестью и подарками удерживает Киприана у себя. Михаил Александрович небось рад-радешенек, что Киприан нашел прибежище не во Владимире, а у него в Твери.
Великий князь направил в Тверь двух своих бояр, поручив им позвать митрополита назад в Москву и сопровождать его на обратном пути.
В начале октября по раскисшей от дождей дороге Киприан приехал в Москву.
К тому времени Дмитрий уже имел свидетельства очевидцев, которые видели, как митрополит бежал из Москвы, страшась татар. Горожане стерегли ворота днем и ночью, никого не выпуская из города, но Киприан убедил московлян выпустить его, пообещав привести тверскую рать к ним на помощь.
Бояре, которым Дмитрий приказал оборонять Москву от татар, тоже разбежались кто куда, увидев бегство митрополита.
Отдохнув после долгого пути, Киприан навестил великого князя в его восстановленном тереме, где еще пахло сосновыми стружками и свежеструганными березовыми досками. Новенькие кленовые ступеньки слегка поскрипывали под грузным телом митрополита, когда он неспешно поднимался по ним в верхние теремные покои. Сопровождавшие Киприана дьяки и послушники остались внизу, в гриднице, дабы не мешать беседе владыки с великим князем.
В прошлом Киприан и Дмитрий Иванович находились в неприязненных отношениях. Вина за это лежала на Ольгерде, который долго и упорно добивался от константинопольской патриархии провозглашения в Киеве отдельной митрополии, неподвластной московскому митрополиту. В конце концов это случилось. Однако Ольгерд вскоре умер, а его сыновьям, погрязшим в распрях друг с другом, не было никакого дела до хиреющего Киева и греческой митрополичьей кафедры в нем.
Случилось так, что грек Киприан, будучи киевским митрополитом, получил благословение патриарха в Царьграде на занятие митрополичьей кафедры в Москве при здравствующем тамошнем митрополите Алексее. Дмитрий Иванович прямо дал понять Киприану, что ему путь в Москву закрыт. Когда митрополит Алексей скончался, то Киприан приехал-таки в Москву по собственному почину. Но по воле великого князя Киприана выдворили из города. Киприан снова был вынужден отправиться в Киев.
Поскольку митрополичья кафедра в Москве пустовала три года вследствие интриг царьградской патриархии, Дмитрию поневоле пришлось пригласить Киприана в Москву. Дмитрий знал, что Киприан хорошо говорит по-русски, так как он давно живет на землях славян. Дмитрий рассудил, что митрополит-грек, владеющий русским языком, лучше ставленника Царьграда, не знающего русскую речь.
Так Киприан стал московским митрополитом за восемь месяцев до нашествия Тохтамыша.
Киприан был крупен телом и довольно высок ростом, у него был прямой нос, большие, широко поставленные глаза цвета спелой вишни, высокий лоб и темная окладистая борода. Роскошное архиерейское облачение со всеми атрибутами митрополита необычайно шло Киприану, который имел прямую осанку и горделивую посадку головы. Киприан был начитан и умел складно говорить, но при этом он был необычайно алчен и очень неохотно жертвовал деньги из митрополичьей казны на богоугодные дела.
При беседе великого князя с митрополитом присутствовал и Владимир, который в последнее время был неразлучен с Дмитрием, будучи его правой рукой и его всевидящим оком. Дмитрий сильно недомогал – давали о себе знать раны, полученные им в Куликовской битве, – поэтому все заботы по восстановлению Москвы, по сути дела, ложились на плечи Владимира.